Микеле в зубы работе не смотрел. И, хотя, операция планировалась непростая, все же собрал себя в одного цельного агента в кратчайшие сроки и пообещал себе чудесно отдохнуть прямо после нее. Если еще на что-нибудь его не ангажируют. В последние дни и без того было много всяких хлопот, бизнес переживал не лучшие времена, и поставки в конце концов сократились до улаживания ситуации с местными федералами, которым просто медом было намазано у одной из групп складов, и Семья уже начинала задумываться про обходные пути, хотя все еще жива была надежда, что все можно разрешить мирным путем. То есть - переговорами, подкупом и запугиванием. У самой Семьи, правда, был еще вариант кровавой бойни с подлогом другого мафиозного клана, но бюро его открыто не одобряло, он оставался на самый крайний случай, и консильери из кожи вон лез, чтобы сменить направление решения в более приемлемую для фбр сторону, удавалось пока с переменным успехом, а Микеле тем временем - готовил оружие и ребят после долгих смен в ресторане. Никому не хотелось вооруженного конфликта с местными властями... ну, разве что кроме отпетых садистов, но таких были единицы и их держали подальше от разборок подобного рода - им нужны были надежные люди, которые умеют выполнять приказ, не внося в него личных инициатив.
Так что... в какой-то мере, сегодняшний вечер для итальянца стал своего рода выходным днем - сменой деятельности. Шпионские игры, само собой, нравились ему куда больше стрельбы по движущимся объектам, хотя и заниматься параллельно готовкой на всю собравшуюся публику, не особенно помогало расслабиться. Не то, чтобы его так часто приглашали на званые вечера, но репутация ресторана в Аделаиде оставалась неизменно безупречной, несмотря на то, что его связь с Семьей была общеизвестным фактом для узких правоохранительных и других посвященных кругов. А вот интерес бюро к приглашенным - был очевиден. Микеле предлагалось не только вести аккуратную прослушку, но и установить несколько жучков в указанных точках здания. На этот раз он работал не один, его предупредили, что агент Васп тоже будет рядом - представители предприятия, на которое та работала под прикрытием, тоже находились в числе приглашенных, но у его давнишней знакомой были совсем другие задачи, ему неизвестные, как и его собственные - для нее, за исключением той части, где их интересы пересекались. Конечно, в подобной секретности был свой смысл, и все его безоговорочно принимали, но все же - без неудобств не обходилось.
Впрочем, одного из поваров со своей кухни Микеле тоже взял с собой - один бы он точно не справился, объемы были внушительными, да и если была такая возможность, почему бы ей не воспользоваться. Прибыли они, конечно, еще задолго до начала приема, чтобы подготовить все для работы, проверить продукты, раскалить плиты, еще раз пройтись по меню и распределить задачи. Поэтому первое время итальянец неотрывно находился в подсобных помещениях, внимательно вслушиваясь в пустующий радиоэфир в своем наушнике, и в который раз удивляясь тому, насколько беспечно работали службы безопасности при таких мероприятиях. Безусловно, на входе перетряхнули все его вещи и прошлись металлоискателем, он отчитался обо всем, что пронес с собой, но ни одного жучка они так и не нашли, они были экранированы и не идентифицировались без активации и снятия оболочки; не удосужились проверить и наличие радиопередатчиков. Доверие к уважаемым членам общества, служило порой дурную службу - никому нельзя было доверять, это было основой работы подобного характера. В этом смысле, презумпция невиновности работала в противоположную сторону - доверие нужно было заслужить. Или хотя бы звание повыше.
На тот момент, когда в здание стали запускать гостей - большая часть работы по кухне самого Микеле была выполнена, с остальным вполне мог справиться и Бруно, ему оставалось только контролировать подачу блюд и поглядывать на часы - в духовом шкафу еще томилось мясо, и своего времени ожидали десерты. С подачей прекрасно справлялись официанты - они даже не путались под ногами, просто спокойно выполняли свою работу и не сунулись не в свое дело, чувствовался профессионализм и опыт работы на подобных приемах. Поэтому, когда хозяйка вечера пригласила его побыть с гостями, итальянец согласился почти сразу же, оставив указания для Бруно, и снова глянув на часы - ему не только было бы уже пора оказаться в зале, но еще и разобраться с жучками, до этого времени удалось установить один только в уборной комнате.
Затеряться среди гостей Микеле, конечно, не рассчитывал - все-таки, белый двубортный китель выделялся в скоплении более празднично одетых приглашенных, поэтому некоторое внимание он все же привлекал. С ним даже здоровались и благодарили, все те, кто его видел, а итальянец вежливо улыбался, хотя и не очень охотно поддерживал возникавшие краткие беседы. А уж с тех пор, как заметил среди гостей Ее - внимание его резко сузилось до той компании, в которой она находилась. Она была увлечена разговором и просто так к ней было неудобно подходить, но, подобрав с пробегавшего мимо подноса бокал с белым вином, Микеле чуть заметно отсалютовал им девушке, как только она словила его взгляд и узнала. Дело усложнялось еще сильнее. Вообще-то в его планах сейчас было обойти зал по периметру и переместиться к примыкающим к стенам тумбам с цветами, чтобы протолкнуть в едва заметную щель между ними плоскую таблетку устройства - не сказать, что это было легкой задачей, но кто-то должен был закрывать его силуэтом от камер, и этим кем-то должна была стать Васп, которая, к сожалению, тоже поймала его среди толпы глазами, хотя это можно было разве только обозначить как случайным и брошенным вскользь взглядом, они "не были знакомы". А итальянец предпочел бы действительно ее не знать - та еще штучка была. Но вот что уж точно будет выглядеть странным и подозрительным, это если он станет избегать контакта с Эммой. Кроме того, что он и не хотел. Они уже давно не виделись с ней из-за загруженности на работе обоих, как было озвучено, но Микеле не мог поручиться за то, что она была с ним в этом искренней, хотелось бы верить, что повторная их встреча не состоялась не по той причине, по которой та теперь спешно искала бы любую подходящую недвижимость, чтобы съехать от него подальше. Она производила впечатление, бесспорно - и держалась столь очаровательно, что магнитом привлекала внимание мужчины, решившего, что никакой особой спешки с жучками ведь и не было? Ведь, лучше было бы выждать до более подходящего момента, не так ли?.. Впрочем, глаз с нее не сводить ему тоже не давали - к нему присоединилась еще какая-то пожилая пара с вопросами по поводу техники приготовления, но Микеле изящно ограничился упоминанием о секретах кухни.

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

- Аски, прием. Как обстановка? - слышал он неслышную окружающим передачу в наушнике, как будто и вовсе его не отвлекающую - он до того привык концентрировать внимание сразу на двух информационных потоках, что это не мешало ему в ответ одарить реальных собеседников, соглашаясь с их тезисами.

- Чудесный вечер, una vera poesia, - и этим удовлетворились обе стороны, позволив мужчине наконец отдать должное и подошедшей к нему женщине - несмотря на то, что с ее появлением дело несколько усложнилось, он все же был искренне рад ее видеть, ах, если бы только не в этой обстановке, хотя... ее платье.

Скользнув по нему несколько заинтересованным взглядом и чему-то своему едва заметно улыбнувшись, он все же удержался от комментариев - разве нужно говорить девушке о том, о чем она и сама прекрасно знает? В этом зале Микеле бы не отыскал другую, которая бы с ней сравнилась, поскольку ее присутствие заставляло его позабыть об их существовании. Происходило это только с ним или за Эммой выстраивалась очередь из ее самых преданных поклонников, готовых умереть за один ее взгляд, ему было трудно понять, но то, что она решила отдать уделить именно ему внимание, мужчина находил несомненно приятным.

- Вам не удастся ускользнуть от моих блюд, где бы вы ни скрывались, - улыбнулся он в ответ на ее слова приветствия.

Впрочем, исходя из того, что у Микеле были подозрения, что не виделись они по той причине, что он ей чем-то не угодил, чувствовалась некоторая неловкость и отчужденность в его манере держаться, но как только та продолжила беседу как ни в чем не бывало, не по ее словам или этому действию мужчина понял, что все в порядке, а по ее интонациям - они не были иссушены дежурной вежливостью, в них чувствовалось что-то человеческое. Правда, он все же не стал бы чересчур опрометчиво заблуждаться на тот счет, что его присутствие приносило ей удовольствие. Она казалась поразительной актрисой прямо сейчас - совсем другой он повстречал ее у себя на пороге, но Эмма позволяла ему где-то в глубине своего взгляда рассмотреть ту самую девушку, что угощала его вином и полуобнаженной постучала в его дверь. Возможно, он даже делал это неприлично откровенно, но он здесь не был в качестве приглашенного гостя, он мог себе позволить легкую экстравагантность - от таких, как он, только этого и ждали, общество полнилось стереотипами.

- А знаете, если бы это оставалось единственным способом вновь с вами увидеться - я бы им воспользовался, - откликнулся итальянец, пряча ироничную ухмылку за очередным глотком вина, но проворачивая в голове совсем недавний эпизод, когда он действительно присутствовал при том, как топили человека, так что, слова Эммы даже вынудили его несколько погрустнеть, хотя и не явно. - Надеюсь, до этого дело все же не дойдет? - его бы удовлетворило и молчаливое согласие на этот счет - в конце концов, он оставлял для нее право выбора, пока это еще было возможно, а доля шутки в его словах все еще присутствовала. - Пройдемся?

Не стоять же им вечно на одном месте, верно? Скользнув взглядом по агенту Васп, Микеле явственно ощутил, что та осталась таким поворотом событий недовольна и не сразу поняла, что происходит, впрочем, она довольно быстро переиграла свою роль во всей этой операции, наверняка, поставив себе галочку не забыть упомянуть в рапорте об отступлении от плана агента Аски. Невозможная она личность была. И, вероятно, итальянец даже больше инстинктивно решил сменить свою спутницу, перспектива провести вечер в компании Эммы нравилась ему гораздо больше, как и возможность своеобразного челленджа для самого себя.
Он индифферентным жестом указал вперед них, чтобы отойти хотя бы от выхода в подсобные помещения, разве только - взмахивая запястьем, уточняя время, с некоторым неудовольствием отмечая, что теряет контроль за ним, как только его сердце начинает слишком неровно стучать, как теперь, к примеру.

- В ваших окнах довольно долго не горел вечерами свет - вы куда-то уезжали? - не останавливаясь на том факте, что возвращаясь домой, он теперь, как правило, бросал невольный взгляд на этаж ниже своего, чтобы убедиться, что его соседка все еще существует, а не причудилась ему в алкогольном бреду, который как-раз в последнее время приходил чуть чаще из-за сложившихся трудностей в работе. - Не отвечайте, если считаете, что это не мое дело, - предупредительно заметил мужчина, путь которого как будто бы совершенно случайно вел к центральной части стены, к выступающим клумбам - просто потому что они шли вперед и не сворачивали, должно быть... а цветы так привлекали взгляд в то редкое время, когда Микеле отрывался даже не от того же вышитого цветами декольте своей спутницы, а - ее глаз. - Вы здесь по работе или в качестве почетной гостьи? Я вот, как видите, без отрыва от производства - впрочем, это прекрасный повод сменить обстановку, - и он торжественно поставил свой пустой бокал на поднос пробегавшего мимо официанта, в то же время, мягко отстранив с его дороги не заметившую опасности Эмму, тронув ее за локоть и чуть ближе притягивая к себе, в пределах приличий, разумеется.

И как-то совсем уж невзначай они оказались таким образом в самом углу, у клумбы, и... она так замечательно стояла напротив него, лучшей позиции и придумать было трудно - некрасиво, конечно, было ею так откровенно пользоваться в собственных целях, но ведь и ничего дурного он делал, просто... его бы и самого покоробило, если бы он в чьих-то планах выступал в качестве "заодно". Он хотел быть центральной фигурой в мыслях другого. Не каждого. Но вот что касалось Эммы - они виделись едва ли пару раз, но ему иррационально хотелось растянуть этот срок до более солидного, чтобы все те необъяснимые для него ощущения, он списывал не только на банальную похоть, а на нечто более человечное. Возможно, потому что он чувствовал к ней некоторое неясное уважение, неизвестно чем вызванное в нем. Манерой ли держаться... Теми словами, что она произносила? Или то, что обладала каким-то внутренним чувством такта?..

Жучок. Едва уловимым движением, вновь поглядывая на свои часы, Микеле аккуратно подцепил рукой из кармана кителя тонкую металлическую таблетку, напичканную высокотехнологичной электроникой, зажимая ее между пальцами своей ладони, в тот момент, когда Эмму заинтересовало что-то в стороне, но она так мгновенно обернулась вновь к нему, что у мужчины даже кровь прилила к лицу от резкого выброса адреналина, в опасении раскрыться даже не столько перед кем-то другим, а именно перед своей собеседницей. Обращая внимание на клумбу, у которой они стояли, итальянец осторожно провел по нежным лепесткам ладонью, едва ощущая это прикосновение своей грубой кожей, но не сомневаясь в том, что эта нежность навряд ли могла бы сравниться с гладким белоснежным шелком на щеках и шее Эммы - впрочем, приходилось довольствоваться и тем, что есть.

- В саду моей тетушки, в Италии, всегда росли эти цветы... к сожалению, не знаю их названия. Помню только моменты из детства, как та разговаривала с ними, когда ухаживала. И казалось, будто ее теплые слова действительно помогали им расцветать раньше других, соседских, - улыбнулся Микеле, лихорадочно проворачивая в голове, насколько он вообще рисковал, рассказывая нечто из своей настоящей биографии, но... ему почему-то так хотелось поделиться этим воспоминанием с девушкой. - Вы позволите мне одну глупость? - и едва ли дождавшись, пока девушка согласиться на столь сомнительное предприятие, он уперся одной ладонью вместе с устройством в мраморную тумбу, едва заметным усилием приклеивая к ней жучок, а другой - сломал один из благоухавших бутонов для того, чтобы с несколько ребяческой улыбкой прикрепить его среди тех бутафорских, что украшали никого не оставившее равнодушным декольте Эммы.

Отредактировано Michele Battaglia (2021-01-21 17:55:46)

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

Не обладал, конечно, Микеле таким уровнем эмпатии, чтобы ощущать на себе чьи-то прожигающие насквозь взгляды, но вот оперативные навыки помогали замечать ведущуюся слежку за собой - в данном случае, он еще и заранее был в курсе того, что Васп просто так не выпустит его из поля зрения. Неизвестно, чем было мотивировано ее столь пристальное к нему внимание в данном случае, поскольку, вероятно, она была единственной, кто прекрасно знал, для чего он пошел в эту сторону, ну... разве только, ее закономерно беспокоил успех операции, который сейчас зависел не от нее самой, в ком она была слепо уверена, и даже не в ее коллеге, а в какой-то незнакомке, кто безраздельно завладел вниманием итальянца. Мужчина в ее сторону не смотрел - перед ней он не отчитывался, а импровизировать во время работы, это было практически его уставом - как иначе. Он привык полагаться только на самого себя, и сегодняшний день не был исключением. Если он выкрутился без посторонней помощи, то координационный штаб не должно было беспокоить, как именно ему это удалось. А поэтому - катись ты к черту. Они, ведь, спали с ней всего-то пару раз, и там уж точно речь ни о каких чувствах и привязанности не шла.

Вот только Эмма тоже ее заметила, и приплела к их приватному разговору о цветах, ее платье, и ее синих глазах, глядевших с легким непониманием, для чего же он это сделал. Как жаль, что вся его жизнь, в последнее время, все действия, которые он производил, зависели от его работы. Он не мог просто свободно чувствовать себя при беседе, не мог и делать то, что велело ему сердце, а не необходимость, но все же он принимал такое положение вещей. Кто-то ведь должен был брать на себя эту ответственность и приносить в жертву все остальное ради... а ради чего, собственно? Хороший вопрос, но он обдумает его позже, не сейчас. Разве можно было, глядя в эти сверкающие обилием источников света в зале и широко распахнутые глаза напротив, думать о чем-то, кроме них самих? Правда, из этого густо обволакивающего его флера близости нещадно вывели слова той самой виновницы всей его спутанности сознания.

- Что, простите? - мужчина довольно рассеянно оглянулся на гостей, так и не найдя той, о ком могла бы говорить сейчас Эмма, как минимум, по той причине, что Васп оказалась увлечена с кем-то разговором и в его сторону в данный момент времени не оборачивалась - не очень-то профессионально с ее стороны настолько выходить из образа, в чем же дело. - Мне кажется, вы переоцениваете мой успех у женщин, - тем не менее, с некоторым явным удовольствием улыбнулся Микеле - возможно, ему было лестно даже не то, что его замечает кто-то еще, а то, что это не оставило равнодушной саму Эмму. - Не думаю. Ведь, только мы будем знать, что это означает на самом деле, - он завороженно следил за тем, как та касается пальцами лепестков цветка на своей груди и поднял было руку, чтобы перехватить их в свои, совершенно бездумно, следуя лишь какому-то неочевидному инстинкту, но им не дали, вмешавшись так грубо и вызывающе, разрушая их маленький интимный мир, что итальянец был даже несколько возмущен, и ему страстно хотелось ответить резкостью, но он вовремя взял себя в руки да и сама Эмма ему в этом помогла, бросив взгляд на прощанье, как будто бы он мог еще что-то означать после адресованного ей "миссис Риттенхаус". Ну, конечно.

Cretino. Он ведь так и не спросил. Он не знал. Ну, это было даже глупо думать, что такая женщина, как Эмма, окажется одинокой. Скорее всего, ему просто этого слишком сильно хотелось, а поэтому сознание включило отрицание на полную катушку и теперь он выглядел полным болваном, принимая этот факт со всем самообладанием, на которое он был способен, но рванувшее в спринт сердце говорило ему и о том, что ему это вовсе не так безразлично, как хотелось бы показать. По телу пробежался неприятный холод, окатив его с ног до головы в губительное чувство, очень похожее на то, что он испытал в тот день, когда вернулся со службы домой, к жене, чуточку раньше... Сколько можно наступать на одни и те же грабли.

- Конечно. Всего доброго, миссис Риттенхаус, - и все же не удержался от того, чтобы подчеркнуть последним то, что он принял к сведенью - здесь бы следовало еще и извиниться за собственное поведение, но... ему это уже не было позволено, да и Эмма явно могла бы прекратить это все гораздо раньше, если бы ее что-то не устраивало.

Он ушел от них чуть более стремительно, чем должен был, но он ничего не мог с собой поделать, как же хорошо, что в его распоряжении находилась кухня, где он мог скрыться и переждать некоторое время, пока полностью не овладеет собой, своими чувствами, пока не сможет соображать трезво и рассудительно. И все это на глазах у Васп? К счастью, та не слышала, о чем они говорили. Первым же делом в стену мощным рывком полетела тарелка и с оглушительным дребезгом разлетелась на десятки осколков. Cazzo! Бруно в недоумении глядел на своего патрона, стесняясь спросить, не он ли был виной подобного недовольства, но Микеле жестом транслировал ему, чтобы тот не отвлекался от работы, после чего еще немного походил по жаркому помещению, пытаясь собраться, а затем - как ни в чем не бывало, подключился к готовке, не говоря ни одного лишнего слова, которое не касалось бы их непосредственного труда.

- Аски, как слышно, что случилось? Был слышен шум.

- Порядок. Полный порядок, - шептал он себе в микрофон, вшитый в воротник кителя, стараясь в охвативших его чувствах не запороть свои блюда, хотя в этом случае, он все-таки был профессионалом, и, если что-то и могло его успокоить, так это было именно готовкой. - Что у нас с десертами?..

В зал возвращаться совершенно не хотелось. А вдруг он снова повстречается с ней? Ведь, он не сможет удержаться от того, чтобы не смотреть в ее сторону, это казалось уже почти навязчивой мыслью. Смотреть в ожидании ее реакции, с дурацкой надеждой на то, что он просто что-то не так услышал, ведь было достаточно шумно, а подошедший к ней мужчина особенно четкой дикцией не отличался. Но Микеле и сам понимал, как все это глупо. А еще - он чувствовал себя несколько обманутым. Как будто девушка должна была предупредить его об этом гораздо раньше, чтобы теперь он не выглядел идиотом.

Но там же, в зале, еще оставалась Васп, а ему нужно было передать ей устройства (ее плотно сидевшее вечернее платье не предполагало даже потайных карманов), и поэтому он снова бросил своего повара в глубоком одиночестве, чтобы вернуться к гостям, стараясь все же не поднимать взгляда, чтобы тот непроизвольно не искал среди собравшей толпы одной-единственной фигурки. Микеле неспешно бродил вдоль заднего плана зала, где практически никого и не было, и только здесь его все-таки настигла агент, начиная разговор как будто совершено буднично, но мужчина чувствовал в ее голосе напряженные нотки.

- Кто она? - прозвучало среди их безличной беседы, заставляя Микеле недружелюбно сверкнуть в ее сторону глазами. - Симпатичная. Но ты же понимаешь, какой это риск?.. - и больше не произнесла ни слова; лишь мягко накрывая его ладонь, лежавшую на столе - своей, от чего итальянец отдернул ее чуть резче, чем планировалось, оставляя ей жучки и рассчитывая исчезнуть наконец из ее поля зрения, желательно, навсегда.

- Знаю, - коротко бросил ей мужчина, после чего направился... все равно куда, лишь бы подальше отсюда, а еще лучше, на свежий воздух - как отчаянно хотелось курить.

Балкон был огромен - и он тут был уже не один, хотя все же настроения поддерживать беседу уже и не было. Поэтому он лишь вежливо кивнул находившимся здесь людям, отходя в самый его угол, прикуривая и прикрывая на мгновение глаза, в наслаждении того, как горький, горячий дым охватывает его легкие, выбрасывая наружу тот негатив, что скопился за вечер, хотя его было так много, что он мог запросто заработать себе рак легких, прежде чем справился хотя бы с толикой того. Эмма.

И вот какого черта она забыла здесь? Тщетно рассчитывая на то, что она не заметит его, Микеле отвернулся в сторону города, все больше сливаясь с тенью поддерживавших потолки колонн. И в тайне от самого себя невольно рассчитывая, что все же заметит.

Отредактировано Michele Battaglia (2021-01-24 00:19:57)

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

Это было даже каким-то своего рода мазохизмом - продолжать давать себе наслаждаться ее голосом, теперь резко бьющим по натянутым нервам, и позволять забываться в ложной надежде, что ничего как будто не произошло, отказываясь замечать, что тот уютный и недолговечный мир, выстроенный ими столь спонтанно на этом вечере, безнадежно утерян, он остался где-то там, рядом с цветами, и их присутствие в нем больше не предусматривалось. Микеле выдохнул последний клуб дыма и затушил в одной из услужливо оставленных по периметру перил пепельницу оставшуюся половину сигареты - было бы невежливо курить при даме, в руках которой сигарет он не заметил, хотя, может, она рассчитывала у кого-то их позаимствовать?

- Верно. Когда я прибыл в этот Центр, он мне тоже показался настолько гигантским, что я посчитал реальным риском, возможность здесь затеряться так, чтобы после человека искали с поисково-спасательной группой, - впрочем, как бы ни звучали его слова сейчас, будто бы намекая на то, что он то и дело натыкается на всех подряд и на Эмму в том числе, губы его сами, своевольно разъезжались в улыбке, он просто не мог себе позволить выдерживать какую-то мину неприятия в присутствии этой женщины. - Вы не курите? - и он было потянул руку к карману за своей пачкой, чтобы ее угостить, но та продолжила уже совсем не о нем.

Значит, видела. Мысленно поморщился мужчина от предположений, что же именно она успела заметить и чего себе надумала по этому поводу. С другой стороны, почему это его и вовсе должно было волновать, разве они не расставили все точки над i неопределенное время тому назад? Разве не она попросила убраться его с ее глаз, одаривая бесконечным вниманием своего нового собеседника, и Микеле никак не мог поручиться, что с ним она не использовала все тех же интонаций, она... была чудесной актрисой - им бы на службе такая пригодилась. Впрочем, кто был виноват в его собственных заблуждениях, кроме него самого? Так глупо было бы продолжать начатое, но все это он обдумывал до очередной с ней встречи - в ее присутствии будто по мановению руки исчезало всякое раздражение на ее счет, она безупречно располагала к себе собеседников, вот только как обидно было вестись на те же самые приемы, и, одновременно, какое было удовольствие...

- Добралась, - с некоторой досадой откликнулся итальянец - врать не было смысла, их встреча не было тайной, а океану той лжи, что уже находился между ним и Эммой не следовало добавлять еще и такую мелочную и совершенно ненужную. - Настойчивая особа, - и он с театральной наигранностью вздрогнул при этом упоминании о ней. - Не оставляйте меня на ее растерзание, - с ироничной мольбой он обратился к девушке, улыбаясь так искренне, будто не было никакой тянущей боли в его сердце, хотя... возможно, в глазах и осталась прежняя грусть, но их бережно скрывала тьма укрывшей теперь их с Эммой обоих тени.

И тут его взгляд упал на пустующее место там, где раньше находился его цветок. Конечно, это было дурацкой мелочью, и, возможно, девушка убрала его, потому что он выбивался из ее образа, она, ведь, здесь тоже находилась по работе, но все же... в этот раз он не смог сдержаться от чувств, а поэтому на мгновение отвернулся от собеседницы, скрывая легкое разочарование, охватившее его лицо. Может, это просто случайность, а, может, она пыталась показать ему то, что сделала свой выбор, и он был не в его пользу. Вероятно, он смотрелся здесь, в этом месте, среди элегантных гостей и ослепительно сверкающих бриллиантов в серьгах дам, их сопровождающих, слишком чужеродно, выбивался из общей атмосферы, и больше напоминал кого-то из снующей бесшумными призраками прислуги, но... он ведь и был прислугой, обслуживая собравшийся высший свет, войти в который никогда в своей жизни не претендовал - это все было так далеко от него, от его вечной борьбы, и от тех порядков, в которых вырос он сам. Да он никогда и не задумывался над такой возможностью, ему это было совершенно ни к чему. Но вот именно сейчас, в это самое мгновение, он немного пожалел об этом, о том, что не может вот так же просто подойти к Эмме и бросить к ее ногам миллионы вперемежку со своими фабриками, заводами и пароходами. Да даже... если бы у него не было ничего за душой (а в данный момент его жизни это было совсем не так), то он мог предложить ей хотя бы свое честное имя, и тогда... какой безвестный муж, который даже не жил с ней здесь, в Австралии, мог бы составить ему конкуренцию? Но у него не было даже этого. Ни имени, ни влиятельности, ни чего-то честного. Только ложь. Бесконечная ложь. И кровь на его руках.

Теперь становилась понятной и ее оговорка о личных делах, которые она улаживала в поездке. Все это разжигало напалм итальянской крови и снова путало мысли в бедовой голове Микеле. Как давно он не чувствовал нечто подобного, что теперь это даже становилось болезненно-приятным, будто неосторожно задевая старую, давно затянувшуюся рану, но с наслаждением убеждаясь, что некогда онемевшее тело под ней все еще откликалось тупой болью на раздражитель. Но долго он все же не мог играть в эту игру, несмотря на то, что жил в подвешенном состоянии последние пару лет, а может быть именно поэтому - ему хотелось хотя бы немного ясности в жизни, а еще - возможность продолжать работать без риска забыться в этих своих переживаниях и случайно раскрыть себя перед Семьей. Он не мог себе позволить проиграть.

- Только скажите мне - и я все это прекращу в одно мгновение, - возвращаясь к девушке... возможно, его взгляд был даже чересчур серьезным, он выбивался из всего их прошлого легкого флирта и слишком уж выдавал те чувства, которые овладели мужчиной и не давали ему трезво мыслить - и все же, он всем сердцем надеялся на то, что она ничего ему не скажет, что не заставит его отступить, каким бы удовольствием ни казалось продолжать его терзать.

Но ответа он не услышал - за ее спиной вновь появилась фигура того самого ее ухажера, что уже некогда разлучил их в зале, работой ли? Тем не менее, он явно был намерен сделать это и вновь. Вот только на этот раз все-таки не смог укрыться от крайне недоброго взгляда итальянца, совсем не выглядевшего так, будто он собирается продолжать придерживаться профессиональной этики, а скорее - будто, если он, Микеле, не уберется сейчас же с этого балкона, то этот лощеный хлыщ рисковал познакомиться с методом решать конфликты не только при помощи словесной дуэли. Но итальянец не мог себе позволить вступать сейчас в противоборство, он все-таки был здесь на службе, у него все еще шла операция, и его ожидали в зале, вместе с его микрофоном, вместе со всем тем, о чем он сейчас скоропостижно позабыл, не в силах просто так оставить Эмму, ничего ей и не сказав, не зародив в своей душе очередной росток токсичной надежды. Вот только ему совсем не хотелось, чтобы кто-либо, в особенности, вот этот вот невзрачный уродец, пропахший душным одеколоном насквозь, вплоть до лакированных ботинок, заметил то личное, которое здесь, на этом приеме, было таким лишним... и таким жизненно-необходимым.

- Parlare con Lei è più complicato che ballare il tango, - и все же растягивая губы в дежурной улыбке, отозвался Микеле, рассчитывая, что Эмма его поймет, у нее, ведь, родители итальянцы, верно, она, ведь, должна была понимать... - Promettemi un ballo, - уже чуть тише, но куда настойчивее, добавил мужчина, что стало сюрпризом, должно быть, и для него самого.

И не уходил до того самого момента, пока не дождался от нее ответа. А уж после него - не обращая внимания больше ни на кого, отправился обратно в зал. Видеть было тошно все эти лица, слышать их смех. Ему даже начинало казаться, что они смеются над ним. Как будто все они обо всем знали, и теперь говорили только о нем - он все время замечал на себе чьи-то взгляды, но не мог ответить им взаимностью. Он чувствовал себя мальчишкой-подростком, для которого неудача в амурных делах могла стать настоящей трагедией... Ну, не трагедия, конечно, охватила самого Микеле. Но настроение на вечер было вдребезги уничтожено, практически так же, как та тарелка, которую он швырнул в стену на кухне.

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

Ее ответ давал надежду и в то же самое время не оставлял никакого шанса выйти из этой битвы живым. Зачем бередила его сознание, если не хотела поощрять что-то серьезнее? Или была не против? Какие это были сейчас неподходящие мысли, так неуместно было мешать в работе личное и решать свои собственные дела в ходе операции, за которой наблюдали в координационном центре, но... не их это было дело. За ним давно закрепилась репутация человека, склонного к импровизации, а поэтому никто не говорил ему ни слова, если он считал необходимым менять пути достижения цели. Главное был - результат. И Микеле практически не имел никакой возможности сосредоточиться на нем. Он все думал и думал о том кивке, данном в согласие, и о том, что увидел в ее глазах при этом, или что захотел в них увидеть, сосредоточив в них весь свой мир в этот вечер. Но... точно так же, не мог он и выбросить из головы и ее прилипчивого спутника, который уже дважды разлучал их, бесцеремонно врываясь в беседу, где только растерял все свои приличия... Микеле догадывался, что рядом с нею он трется с большего - по ее работе, хотя пока и мало представлял, что же за ремесло у нее такое, и все же... ему казалось, что этот тип ожидает от этого союза чуть больше, догадывалась об этом Эмма или нет. Позволяла ли она ему на это рассчитывать? Собиралась ли удовлетворить его ожидания? Все это как-то некстати начинало выводить мужчину из себя. И он точно знал, что третьего раза не будет. Он не позволит.

Итальянец и сам находил все это крайне странным - они не были настолько близко знакомы с Эммой, они не давали друг другу никаких обещаний, судьба и вовсе еще сама не думала о том, как их связать, но при этом чувства того, что ему небезразлично видеть ее в компании скользких проходимцев, были совсем неподдельными. Она достойна была общества получше. Если, конечно, она найдет таковым - его. И, вероятно, эта неуверенность в том, что он имеет право в данном своем положении проявлять явную заинтересованность в этой девушке, злила его больше всего и не давала трезво оценивать ситуацию. А еще то, что убеждая себя в том, что это всего лишь танец и речь не велась о чем-то большем, он прекрасно понимал, что неумело себя и обманывает. Что это было? Временное помутнение рассудка? У него все-таки поехала крыша от жизни в перманентном напряжении? Или то, что Эмма действительно ему нравилась настолько, что он готов был рискнуть. Рискнуть всем.

Возможно, все, что случилось в этот вечер, послужило тем триггером, который заставил Микеле отбросить в сторону любые осторожности и отдаться во власть того, что с ним делала его бурная кровь. Он отправился на кухню закончить с последними приготовлениями, раздать указания и привнести свой собственный штрих уже украшая завершенные блюда. Он, конечно, несколько торопился и периодически прислушивался к тому, что происходило в зале, чтобы не пропустить момент, не хотелось бы выглядеть настолько идиотом, чтобы пригласить очаровательную партнершу на танец и не явиться на него, и все же... некоторые вещи не выносили спешки, и Микеле ничего не мог с этим поделать, кроме того, чтобы сцепив челюсти, стараться побыстрее все закончить и не допустить промашки.

- Что там в зале? Гости все еще не потеряли надежду увидеть десерт?.. - как бы про между прочим спрашивал мужчина пробегавших мимо официантов и те ему буднично отвечали о том, что время у него еще было.

И все же, даже несмотря на то, что он справлялся, ему хотелось поскорее вернуться к Эмме, хотя бы для того, чтобы лишить ее навязчивого спутника покоя и удовольствия проводить с ней время наедине. Bastardo. И стараясь при этом не задумываться о том, настолько ли девушка кривила душой, когда дарила улыбки своему прилипчивому ухажеру. Basta. Она не должна занимать его мысли так долго, не мог он себе этого позволить, нужно было взять себя в руки. Не должна была, но занимала.

Последний штрих, последняя дорожка ягодного соуса на блюде и мужчина резко выпрямился над завершенной работой, после чего, не теряя больше времени, отправился в подсобку, чтобы хотя бы сменить китель на свою рубашку - ему бы не мешало перед этим принять душ, но это сейчас было чрезмерной роскошью, и Микеле довольствовался тем, что есть. Конечно, она не выглядела настолько же торжественно, как смокинги и пиджаки собравшихся мужчин, но она была белой и свежей, не пропитанной запахами кухни и влажной от пота. Бруно с сумрачным любопытством проследил за действиями шефа, но, как и водилось, лишних вопросов задавать не стал - он был одним из тех, кто был посвящен в подпольные дела ресторана, и знал, что в работе его больше ценили непосредственно упорный труд и его несравненное молчание.

Микеле вернулся в зал к гостям, которых уже вежливо просили разойтись по периметру помещения, пытаясь освободить площадку для желающих танцевать, музыканты позади настраивали свои инструменты, а Эмма... Мужчина не сразу отыскал ее взглядом среди гостей, как бы она ни выделялась в его сознании, но ее затерли ростом и плечами - он опасался встретить ее в той же компании, в которой пришлось оставить, но нет. Она стояла одна. Возможно, недолго, но именно сейчас - Микеле понял, что это тот самый момент, упустив который, он навсегда потеряет шанс перевернуть свою жизнь с ног на голову, и этим вечером ему хотелось этого больше всего. Отбросив к черту все сомнения, все мысли и о ее муже, и о спутнике, и о том, что, вероятно, все это напрасно, итальянец приблизился к отвернувшейся куда-то в это время Эмме и высматривавшей кого-то в глубине зала, положив ладонь ей на плечо и с наслаждением ощутив под пальцами ее мягкую, прохладную кожу, от чего и без того выпрыгивавшее из груди сердце забилось еще быстрее, вынуждая мужчину чаще и глубже дышать.

- Вы кое-что мне обещали, - тепло улыбнулся он девушке, как только она обернулась в его сторону. - Я спросил у управляющего, это будет вальс, - и не дожидаясь, пока зазвучит музыка и их пригласят ближе к центру, Микеле мягко скользнул по руке Эммы к ее ладони, переплетая ее пальцы со своими. - Если танцуете вы не менее виртуозно, чем играете словами, боюсь, одним танцем вы от меня не отделаетесь, - с ироничной угрозой добавил мужчина, выводя свою даму к еще нескольким парам и обнимая ее за талию в томительном ожидании, когда завершится вступительный проигрыш.

И как только они двинулись с места - на сердце Микеле отлегло. Все стало так спокойно и просто, все так, как должно было быть. И девушка в его руках, чей взгляд он бесстыдно ловил всякий раз, как она поднимала на него глаза, ее изящное тело, чьи движения сливались с его собственными, ее неслышное, но обжигавшее его кожу дыхание... Ах, эти глаза, в которых заключен был он сам, и что смотрели на него с каждый разом все смелее, все откровеннее - они становились вызовом, и он был счастлив его принять. А ее тело... этот танец будто преступно сковывал его естественность, оно жаждало свободы и будто просило о большем, в то же время оставаясь до невыносимого в рамках приличий. Ему не следовало с ней танцевать - он знал, что не сможет довольствоваться малым. Он будет требовать еще и еще, обрекая себя на бесконечный поиск ее расположения к себе. И преодоления для этого любых преград. Любых.

Отредактировано Michele Battaglia (2021-01-28 21:47:54)

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

Забываясь в танце и теряя под его музыку голову, Микеле наслаждался этими краткими мгновениями иллюзорного покоя, который подарила ему Эмма, ее стройное тело под его руками и этот взгляд, дававший надежды чуть больше, чем было бы благоразумно в его сторону. Он редко различал границы дозволенного и был достаточно требователен, чтобы нагородить глупостей, о которых он потом обязательно пожалеет, но именно в эти мгновения они казались единственно правильными и возможными. Как можно было оставить ее, уйти, никогда больше не увидев лукавого взора, разрядами тока прошивавшего мужчину всякий раз, как только они встречались глазами. Конечно, уже позже его мысли целиком займет его долг, его обязательства, но до этого у них все еще был этот танец, которому он мог полностью отдаваться, это было только их время. И даже не будучи особенно избалованным такими приемами да и вовсе - женским обществом - за время своего пребывания в Аделаиде, Микеле мог с полной уверенностью заявить, что такие женщины, как она, здесь редкость. Да и не только на этой земле. Как глупо было так открыто поддаваться чувствам, не предусмотрев никакой защиты... как это было незрело с его стороны, но бывали минуты, когда итальянец попросту не мог себе позволить наступить на горло своему, должно быть, чересчур горячему сердцу.

Она шутила, и он улыбался. Она улыбалась, и он смотрел на нее с таким теплом, будто это было лучшим, что бы она могла ему подарить... Впрочем, именно ее расположения ему хотелось добиться куда больше, нежели просто провести с нею ночь - последнее ему на удивление казалось не столь значительным в данном контексте. Должно быть... потому что она выглядела настолько свободолюбивой, что даже самые настойчивые объятия нисколько не помешали бы ей оставаться выше подобного произвола. А ему не хотелось падать в ее глазах до откровенной низменности. Возможно, поэтому он медлил, не срывался в бездумную опрометчивость, насколько это было для него доступным, он все же был человеком импульсивным, и рассудительность, порою, малодушно уступала место экспрессии.

- Не только, - польщенно ответил итальянец, стараясь не проворачивать в голове воспоминания о том, чему его на самом деле учили... совсем не в кулинарном. - Кухня полна секретов, но только избранных в них посвящает... - таинственно протянул мужчина, хотя и понимал, что это было несколько натянутой шуткой, но он не был силен в словесных баталиях, как бы ему ни хотелось соответствовать в этом Эмме. - Теперь вы знаете несколько больше других, не используйте это против меня, - иронично взмолился Микеле, тем временем, под командой затихшей музыки останавливаясь с девушкой практически в самом центре.

И вот теперь было самое подходящее время для того, чтобы вернуться в пучину душевных переживаний, поскольку и Эмма не производила впечатление человека, которому было бы неприятно его присутствие, и сам Микеле не был против более близкого знакомства, моментом выбрасывая из головы все те мысли, что не давали ему покоя еще четверть ли часа назад. Какое они все имели значение?.. Он неотрывно проследил за тем, как опускалась в реверансе девушка, не в силах разве только задержать свой взгляд лишь на ее лице. Микеле глубоко и шумно дышал, потревоженный и танцем, и нахлынувшим желанием послать все к черту, уединившись с ней в более приватной обстановке... но знал, что далеко им не уйти. Как и не рассчитывал похитить Эмму с вечера, как сделал бы это в другое время и в другом месте. Он знал, что он спешит, и знал, что все это было оправданным - он никогда не мог предугадать, чем закончится день для него, и закончится ли он вообще. Он позабыл о том, что все еще мог чувствовать, и теперь старался надышаться этим раньше, чем перекроют кислород, возможно, даже навсегда.

- Аски, все готово. Васп на позиции. Подтверди свое местоположение.

- А мы ведь в самом центре зала... в центре внимания, - обвел он застывшую в некоем немом ожидании публику - как будто все они чувствовали то, что должно было произойти. - Даже замечай я эти взгляды, и имей они возможность осуждать, ни с кем бы мне не хотелось оказаться под ними, кроме вас.

- Ты должен находиться в позиции бета.

- И мы никому ничего не должны. Не в этот раз, Эмма, - не сводя с девушки взгляда, Микеле прекрасно понимал, чем сейчас рискует, но также и то, что это не было критичным решением - он знал, кем была Васп, и что страховать ее нет никакой фактической необходимости.

И в то же самое мгновение во всем павильоне, где они находились, вырубило электричество, не оставляя ни малейшего источника света - не надолго, резервные генераторы должны были включиться с минуты на минуту, и все же... У них было время. И Микеле имел ввиду совсем не Васп, которая прямо сейчас завершала последнюю фазу, костеря его мысленно таким изощренным фольклором, которого в ее лексиконе никто бы и не заподозрил, кто ее не знал. Нет. Микеле ждал этого момента совсем не за этим.

Все еще не выпустив руку девушки, он заметил, как та вздрогнула при гуле поднявшемся во всполошенном зале, и даже если бы его поступком сейчас не управляли совершенно иного рода и более тривиальные чувства, которые трудно было бы назвать слишком нежными, ему захотелось бы прижать ее к себе, укрывая и успокаивая в своих объятиях, но... желание большего, желание обладать этой женщиной хотя бы на краткий миг, в отчаянной надежде, что та разделяет его настроения, было сильнее заботы, перерождаясь в чувство куда более несдержанное и эгоистичное.

Эхом отдающий по грудной клетке удар сердца - настойчивым рывком он притянул Эмму к себе, обхватывая ее уже с совершенно недвусмысленными намерениями, не стараясь ввести ее в заблуждение, хотя бы в чем-то оставаясь с ней честным. Второй - он отыскал ее губы в кромешной темноте своими, неровно выдыхая, не понимая, как же просто ей удавалось заставить его испытывать столь сильное волнение, он никогда не считал себя чересчур впечатлительным человеком. Третий - не повстречав достаточного сопротивления, он поцеловал ее. Еще и еще, на каждый удар... Ощущая необъяснимую сладость на своих губах, целуя, буквально забываясь в этом поцелуе, будто он делал это в последний раз, но именно так ему и казалось в этот момент, какое-то отчаянное предчувствие чего-то трагического не оставляло его ни на мгновение, и Микеле хотел запомнить свои ощущения как можно ярче, чтобы в трудные времена они стали ему отдохновением и позволили не сожалеть о том, чего не успел сделать.

Вот только, когда свет вновь ослепил их безжалостной реальностью, итальянец упрямо не выпустил свою добычу. Abbastanza bene.

Отредактировано Michele Battaglia (2021-02-02 21:41:46)

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."