| заметка про нашего мальчика
  
арсений (упоминалось в постах, смена возможна) • 17 • сын полка на порностудии • linus wordemann, например, или твой выбор
[indent]Однажды ты просто появился на студии, и мы все приняли это как-то естественно и легко. Такие уж у нас жизни, что в них всё время что-то то само собой появляется, то вдруг исчезает, и никто не спрашивает куда.
[indent]Мы все признали тебя, окружили своей редкой, но всё-таки заботой, насколько могли: тут сладости, там бургер, здесь переночевать. И ты быстро освоился, потихоньку стал помогать.
[indent]Сень, подай, пожалуйста, папку.
[indent]Сень, не принесёшь чаю? И себе заодно сделай! Спасибо, Сень.
[indent]Только вот мы все тут не ангелы-хранители, извини, Сень.
[indent]Кто-то дал тебе местную «сладость», которую детям, даже таким смышлёным подросткам, давать не положено — наркотики. И это закончилось тяжёлым передозом. Ну ещё бы! Этого добра здесь сколько хочешь, а ты пробовал в первый раз, меры не зная. Как ещё это могло закончиться, кроме как плохо? Спасибо Серёже, это слишком далеко не зашло. Ты жив-здоров и в порядке. Но на студию тебе возвращаться нельзя, никак нельзя. Я, конечно, провела воспитательную беседу с теми, кто дал тебе порошок и спиды, а толку? Всё может и повториться, а этого допускать нельзя.
[indent]Так что теперь ты живёшь в Химках, со мной, моим братом и нашей стремительно стареющей студийной звездой. Зато это дом. И семья. Настоящие.
[indent]Что у нас есть и что мы все предлагаем:
[indent]Вокруг порностудии, на которой Анна работает монтажником, крутится довольно глобальный сюжет, суть которого сводится к тому, что на студии условия плохие просто критически, поэтому назревает революции и в головах многих крутится мысль о том, что надо что-то менять. И ячейка энтузиастов из Анны, её брата, её лучшего друга и по совместительству соседа по квартире, подруги Златы и локального начальника Вани будет это делать, они в прямом смысле слова будут больно, тяжело и сложно отжимать студию у больших, серьёзных и нехороших дядь, чтобы навести на ней порядок.
[indent]К этому сюжетному повороту ведут несколько различных веток:
[indent]Передоз у того самого друга и соседа Анны, стареющей дивы студии с тяжеловесным и непростым характером, потому что причины этого передоза напрямую связаны с ситуацией на студии.
[indent]Передоз у Сени, который летальным исходом не заканчивается только благодаря другу Анны, Сережё Волкову, и в целом изначально сам факт того, что Сеня на студии есть, живёт, и те самые нехорошие дяди явно ждут, когда Сене исполнится восемнадцать, чтобы втянуть его в бизнес в качестве актёра. Анна этого допускать не хочет и не собирается.
[indent]Гибель одного из актёров студии, Валентина Молчанова. Он у нас нпс. Подробнее об этом можно прочитать вот тут: или, или; лама савахфани ¿ (эпизод можно почитать-посмотреть с читательского аккаунта).
[indent]Всё начинается с разговоров на кухне после похорон Валентина. Анна культурно сидит со Златой за бокальчиком вина и узнаёт, что все выше представленные ужасы — это вообще ещё далеко не весь беспредел, который творится на студии. Узнаёт, что Злата тоже в беде. К этому моменту по таймлайну Сеня уже какое-то время живёт у Анны вместе с её братом и соседом.
[indent]Касательно судьбы Сени и того, что есть про него:
[indent]Был вот такой эпизод: дым табачный воздух выел. Он завершён. В нём Анна говорит с соседом, Виктором, который работает завучем в ближайшей школе, о Сене. Рассказывает о том, что у неё теперь живёт мальчик, прибился на работе, что мальчик хороший, к знаниям тянется и ему всё интересно. О работе Анны Виктор не знает, а Анна не рассказывает. И по ходу эпизода она, собственно, спрашивает, можно ли что-нибудь сделать, чтобы Сеня смог окончить выпускной класс? И если можно, то что? Виктор говорит, что нужны документы, а пока их нет предлагает помочь с репетиторами и сам побыть репетитором для Сени. Хочет поговорить с мальчиком. Нашу с тобой игру можно начать отсюда, с эпизода на троих, в котором Анна приходит с Сеней к Виктору.
[indent]Из этого вытекла вот такая вот мысль: что мы можем дать миру, кроме зарядки от айфона. Тут Анна идёт к знакомому программисту, который в свободное от работы время занимается хакерством за денюжку. Она идёт из-за угроз тому самому Валентину Молчанову, но заодно и узнаёт, можно ли сделать в обход системы документы для Сени, чтобы он смог вернуться в школу и закончить выпускной класс?
[indent]Личная история Сени до попадания на студию за тобой, но хотелось бы учесть все эти моменты. Возможно, у Сени сложная семья и гиперопекающие очень строгие родители, которые довели ребёнка до побега из дома. Или погибли родители, а Сеня не захотел в детдом, потому что ему семнадцать, только мучиться год. Или Сеня вообще детдомовский с самого начала; сменил несколько приёмных семей, радости там не нажил и сбежал из очередной. Или Сеня из неплохой, но небогатой семьи, а причиной для конфликта стала ориентация Сени, которая принята родителями не была и встретили её совершенно без энтузиазма и резко негативно. Возможно, в такой версии, у Сени были отношения с мальчиком постарше, который является приезжим студентом и работает как раз на студии, о чём Сеня мог и не знать. Разных вариантов много, тебе решать, какой тебе интересен и подойдёт, какой ты хочешь рассматривать и рассказывать, но главное в нём то, что Сене назад домой никак нельзя, вообще и совсем никак. И Сеня не говорит Анне почему, а Анна не допытывается. И родители Сеню не ищут и искать не планируют. Потому что мне хотелось бы сюжет про взаимодействие Анны и Сени, где в Анне просыпается материнский инстинкт, где она старается всеми путями и способами, несмотря на то, что сама тонет, дать Сене образование, защиту, еду повкуснее, крышу над головой и лучшее завтра. А если в жизни Сени будут участвовать родители, это, очевидно, совершенно другой сюжет и он совершенно не про то.
[indent]Короны в нашей вселенной нет. Все ходят в школы и на работу. Никаких удалёнок, никакого локдауна, никаких перчаток и масок, ничего этого нет. Всё работает и существует в штатном режиме, как обычно.
[indent]Имя можно сменить, фамилия на твоё усмотрение. Внешность тоже можно выбрать другую, главное — сохранить типаж рыжего веснушчатого солнышка.
[indent]Перед подачей анкеты хотелось бы обменяться постами и обсудить сюжет, чтобы понять, сыграемся ли мы, и чтобы никто из нас не терял время, если вдруг нет.
[indent]А вот примеры наших постов: Мой. [indent]Дрожат ладони и пальцы, колени — дрожат. Анна медленно опускается, а кажется, что оседает, на табуретку. По исцарапанной столешнице с отвратительно громким звуком в тишине малогабаритной двушки типовой пятиэтажной хрущёвки проезжает старая советская чашка.
[indent]Дива-не дива, актёр-не актёр и сколько бы ты ни получал, а пей из того, что есть, по-пролетарски.
[indent]Они оба не жалуются, конечно. Это лучше, чем ничего. Гораздо лучше. Потому что и чашка есть, и что из неё пить.
[indent]— Пей давай, — нетерпение в голосе соседа можно потрогать руками. Раздражение, конечно, тоже. Но вот последнее — это усталость, более суток перед камерами, порошок, боль, предчувствие абстинентного и недосып. Анна как никто понимает; отмирает, осоловело оборачивается, будто только что поняла, где находится и что происходит, (не то чтобы, конечно, это неправда,) и тупо кивает. Тянется, пытается унять дрожь в пальцах, обхватывает чашку двумя руками, подтягивает к груди. Не морщится, делает глоток и два, и три. Глаза позади значительно округляются.
[indent]Да уж, паршивый день, ничего не скажешь.
[indent]— Вот так, — успокаивающий тон оседает ладонью на плечо, чашку из рук мягко, но неотвратимо забирают. Анна и не думает сопротивляться. Шок не спешит отпускать, цепко держит и острыми когтями впивается глубже.
[indent]— А теперь давай, иди спать.
[indent]— Да... — отвечает какой-то усталой, слабой тенью, будто бы отголоском, смотрит в одну точку. Поднимается медленно, как-то тяжело; в каждом движении усилие, прикладываемое для сокращения мышц, можно прочитать. — Хорошо, — говорит, оборачивается наконец, выдавливает из себя какую-то вымученную, усталую и отчаянную улыбку, а так посмотришь и кажется, что сейчас разрыдается так, что не успокоишь, пока не придёт рассвет. В комнату уходит. Затихает. Ложится спать.
[indent]На другом конце города, в узкой стерильной выбеленной палате дорогой частной клиники, тихо дышит человек. Сеня. Живой, слава богу!
[indent]Анна боится думать и боится представлять. Мальчику едва-едва семнадцать. Сеня — бесхозный студийный сын полка, ласковый, угловатый «принеси-подай». Непослушные рыжие вихры и мягкие крапинки веснушек. Пока не актёр, но скоро... скоро.
[indent]В глаза будто кто-то песка насыпал. Картинка размывается под эффектом расфокуса, от которого неприятно покалывает где-то за глазными яблоками. Анна чуть-чуть сожалеет, что её зовут не Алиса, стягивая через голову свитер и надевая старую растянутую, но очень удобную майку. Меняет джинсы на шорты, забирается в тёплых махровых носках с весёлыми оленями в постель.
[indent]В свете фар по комнате гуляют полосы мутноватого ржавого света. Анна благодарно закрывает глаза под маской для сна и их не видит, проваливаясь в глухую черноту без сновидений. Слабая ноющая боль чуть сдавливает виски, но не пересиливает усталость.
[indent]Телефон слева от подушки натужно, противно дребезжит и ползёт по простыням, выдирая Анну из спокойного ничто. Головная боль, резь в глазах — всё на месте. Прошло в лучшем случае полтора-два часа. Она поворачивается, падает на спину, неудобно нащупывает телефон и отвечает, не открывая глаз. Выдыхает короткое: — Что?
[indent]Что случилось?
[indent]В такое время без причины не звонят и людей не будят. Анна напрягается, готовит тело к тому, что нужно будет сорваться и куда-то бежать, пытается смахнуть с себя остатки сна. Получается не очень. И звучать пытается не сонно и не раздражённо. Это выходит лучше, но только чуть-чуть. Она утешает себя тем, что в такой час можно быть немного недовольной, кто бы там ни звонил — все на студии знают, что едва сомкнула глаза за последние изнурительные семьдесят два часа съёмок, превратившиеся в настоящий кошмар.
[indent]Анна мысленно напоминает себе точно узнать завтра, кто дал Сене наркотики, а потом по-родительски так, ласково, но строго надрать зад и провести воспитательную беседу.
[indent]Сеньке — семнадцать. Мы — его семья, мы все за него отвечаем, ты понимаешь меня?
[indent]На том конце, в трубке — Саша.
[indent]Анна подрывается, садится в кровати, поднимает маску на лоб, а та путается в волосах. Свет от экрана слепит глаза, Анна смаргивает, смотрит ещё раз. Нет, ошибка исключена, это точно Саша! Часы справа вверху показывают 03:02.
[indent]Выхино?.. Выхино? Какое Выхино, Саш?
[indent]Анна соображает медленно, но быстро приходит в тонус. Чувствует, как нервы натягиваются до предела. Этот день точно решил сделать всё, чтобы быть полностью идеально похожим на Ад. Куда там Данте!
[indent]— Адрес сможешь назвать? — голос спокойный, а у самой телефон в руке гуляет так, что не разбился разве что чудом, — Оставайся там, Саш, тебя заберут и довезут, хорошо?
[indent]Она кладёт трубку, роняет телефон в одеяло, с усилием растирает лицо и звонко бьёт себя по щекам, чтобы успокоиться и проснуться. Звонит Серёже, тихо извиняется и очень, очень просит помочь. Называет адрес, натягивая джинсы и свитер, прощается, а потом долго-долго ждёт. По крайней мере, ей самой так кажется. Время будто растягивается до бесконечности, как-то предательски легко и без остатка выветривая пару глотков коньяка, что она сделала из чашки на кухне раньше.
[indent]С оглушительным треском включается чайник. Скоро сломается, верный знак, но пока работает и ладно, не до него сейчас. Заварка ложится на дно чашки, Анна задумчиво смотрит, а потом засыпает её двумя ложками дешёвого сахара из ближайшей «Пятёрочки». Ей точно нужно как следует проснуться. Потом, конечно, будет гораздо хуже, но потом — это всё-таки не сейчас.
[indent]Серёжа приезжает под утро. Она успевает допить чай, замёрзнуть и завернуться в тёплый, мягкий плед, используемый зимой, чтобы согреться в отсутствии обогревателя. Свист из-под оконной рамы и сейчас никто не отменял.
[indent]Саша шатается, как на ветру, в тёмном коридоре, но главное — живой.
[indent]Все вопросы, конечно, потом.
[indent]Она молча и спокойно помогает снять с него ботинки и куртку, потом подаёт тапочки, и со всеми проходит на кухню. Чайник уже остыл, Анна ставит новый и достаёт приличные чашки с верхней полки, которые обычно грустно стоят там дном кверху и ждут гостей. Вынимает из холодильника всё, что сойдёт за еду, нарезает, раскладывает по тарелкам и всё на стол.
[indent]Благодарит тихо-тихо, одними губами: — Большое спасибо, Серёж.
[indent]Разливает по чашкам чай, опускается на хлипкую, шатающуюся табуретку в углу. А чего ожидать от кухоньки пять на пять?
[indent]Саша через угол напротив выглядит таким родным и одновременно совершенно чужим, незнакомым взрослым: вытянулся, изменился, уже не мальчик; у мальчиков не бывает поросли жёсткой щетины на гладких щеках.
[indent]Ругаться, отчитывать и скандалить Анна и не думает даже. Ни сил, ни желания нет, да и смысла никакого она не видит. Было и было. Главное, что закончилось всё хорошо. Остальное уже значения не имеет. С её работой это, наверное, самый здравый подход, не то нервную систему и психику не спасут никакие нейролептики и антидепрессанты, сколько ни принимай.
[indent]Чай пьют всё больше молча, в какой-то странной, глухой тишине. Она не то чтобы тяжёлая, но густая, как полузастывший холодец. Вещь специфическая и ощущения тоже. Анна всё так же молча моет тарелки и чашки, ничего не говорит. Отправляет Серёжу спать и остаётся с Сашей одна на кухне. Ломко улыбается, осторожно, мягко сжимает ладонью плечо и заглядывает в глаза: — Что случилось, Саш?
Серёжи. Карен наблюдала, как посреди стола вырастает горка панкейков и часть из них приземляется в её тарелку. Улыбнулась уголками губ, вновь переводя взгляд на Тэда. Он был какой-то... неспокойный? Вряд ли она могла бы точно описать, что именно она ощущала, но напряжение в его позе и взгляде ощущалось вполне отчетливо.
Как будто после всего между ними было уместно какое-то напряжение. Она, в конец концов, раздевала его и мыла. Пусть он был и не в очень вменяемом состоянии.
Но сказать ему всё равно было что, так что Карен честно приготовилась слушать. Внимательно. Это, как минимум, вежливо. А потом Тэд продолжил, и удивление было столь сильно, что побило защитные системы Карен и, кажется, проступило у неё на лице. Брови приподнялись двумя вопросительными знаками, и рука с сигаретой замерла. Крупинки пепла посыпались на идеально чистый паркет, потому что она забыла стряхнуть их в пепельницу.
О твоей Карен, которую ты прячешь.
"i'm sorry, the old taylor can't come to the phone right now
"why? oh, 'cause she's dead!"
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы наконец отмереть. Она вернула себе привычное выражение добродушной благожелательности, затушила сигарету в фильтре. Задумчиво молчала, глядя на движение панкейков в тарелке Тэда. Не то чтобы ей было нечего сказать, она скорее взвешивала, что из всего сказать стоило.
По-хорошему, что-то про то, как ему не следует ни на что надеяться. Что она не заводит отношений. Не сближается. Что это давно закрытая для неё история, и Моргану не стоит надеяться на исключение. Даже если она позволяет ему спать на второй стороне кровати в канун Рождества. Именно потому что она позволяет ему спать с ней в той же кровати.
Рассказать, что сердце её давно превратилось в кусочек льда после попадания в него злополучного осколка.
Что она уже сложила свою "вечность", и всё давно ушло.
Карен молчала.
Потом её губы расклеились, и она сказала:
- Оно того не стоит, - помолчала ещё немного и добавила, - Я тебя предупредила.
И сочла на этом тему исчерпанной. Потянулась к кофе, приступая к завтраку. Не утруждаясь объяснениями, без тени смущения. Мастерски делая вид, что бесконечного стеснения Тэда не существует, и оно не наполняет пространство между ними, как вязкий кисель. Не обращая внимания на то, как разрывает оглушающую тишину стук столовых приборов о тарелку.
Хладнокровная и спокойная.
Не в состоянии вспомнить, когда в последний раз ей признавались в чем-то подобном.
Она слишком давно вычеркнула это всё из своей жизни. Её социальные взаимодействия ограничивались работой и одноразовым сексом из Тиндера. Не то чтобы у ребят из интернета возникали к ней какие-то особые чувства. Да и не успели бы, Карен им и на ночь-то не позволяла остаться. Признания в чувствах были частью какой-то почти чужой, прошлой жизни, о которой Хатчинсон привыкла не вспоминать.
Это было странно. И отдавало горечью на языке.
Я того не стою.
Тебе, Тэду Моргану, приносящему подарки на Рождество и заполняющему пространство болтовней, как собственное тело рисунками, совсем ни к чему встречаться лицом к лицу с теми демонами, что живут за этим фасадом. Ты такого не заслужил.
| |
