Приказ... Просьба от Дона дошла до Микеле едва ли не в последнее мгновение, когда он еще успевал на нее среагировать и привести себя в порядок, прежде чем отправиться к зданию театра на встречу с автомобилем Семьи. И Федерикой. Фефе, как ее звали в Семье близкие ей люди, была младшей дочерью Дона, и этот вечер тот обещал провести с ней на оперном представлении, но, как и часто такое бывало, у Дона наметились неотложные дела, которые никак не подразумевали его присутствия в театре. А пара пригласительных в ложу оставались, как и желание Федерики посвятить время искусству, несмотря на сложившееся положение. Отпускать ее в одиночестве было не принято, все же она была дочерью не самого рядового человека, и ее спутником на этот вечер было принято решение назначить Микеле, он оказался в данное время едва ли не единственным из самых лояльных Семье людей, у кого оставалась некоторая свобода передвижения, во всяком случае, его также обещали подстраховать, в случае непредвиденных обстоятельств. Так что... как будто бы это должно было стать чем-то вроде выходного дня и небольшой премией в качестве возможности посетить оперу. В театре он не был уже не одну сотню лет. На самом деле, итальянец даже не мог точно припомнить, когда и на что он ходил, разве только то, что это приходилось на первые годы его брака, тащила его жена, и он хорошо помнил, как еще и уснул посреди спектакля. Сейчас ему это казалось даже довольно свинским с его стороны - и его это уже не удивляло. За последние годы он сильно переменился, как сменились и его ценности, когда жизнь повернулась той стороной, когда человек начинает прозревать едва ли не самую суть вещей, и то, что в этом мире на самом деле было важным. И, каким бы странным для Микеле это ни казалось - это было не работой, как бы он ни любил ее.

Он открыл дверцу приблизившейся машины и подал руку выходившей из нее девушке. Федерика была до болезненного худощава, невысокая и темноволосая, одетая в черное, наглухо закрытое платье, больше походившее на какую-то униформу, чем на что-то, чему принято было украшать женщину и подчеркивать ее привлекательность - от того она казалась еще более юной, чем была на самом деле, хотя, если он не ошибался, прошлым летом в Семье отмечали ее совершеннолетие. Она вежливо ответила на его приветствие, подождала, пока Микеле перекинется словом с водителем, остававшимся ожидать их на парковке, после чего - взяла его под предложенную руку и несколько угловатым движением поправила соскользнувшую шаль.

Они вошли в здание театра за четверть часа до начала - в холле было крайне многолюдно и Микеле едва ли успевал мониторить обстановку на предмет альтернативно настроенных личностей, хотя все же оставлял надежду на то, что все пройдет спокойно, как бы он ни старался непроизвольно самостоятельно настраивать себя на пессимизм. В конце концов, на детей Дона покушений еще ни разу не организовывали, разве только на него самого, да и то, это было делом прошлых лет - нужно было быть настоящим самоубийцей, чтобы настолько нагло перебегать дорогу Семье, особенно в Аделаиде, где находилось сосредоточение ее влияния. Но все же кое-что, что сразу привлекло его внимание, Микеле успел заметить во время того, как поочередно осматривал собравшихся зрителей. И от этой особы действительно исходила опасность. Правда, лишь для самого итальянца.

Incredibile. Эмма Риттенхаус. К тому же, она была не одна. Что еще больше покоробило мужчину, хотя внешне это практически не отразилось на его лице - разве только уголок рта однократно нервически дернулся, выдавая некоторое напряжение, которое его охватило. Они уже довольно долго с ней не виделись, около месяца, должно быть, несмотря на то, что жили практически бок о бок - Микеле не встречал ее даже покидая и возвращаясь в квартиру. Виной тому было несколько причин. Первая - их графики работы немного не совпадали, поэтому на случайные встречи было сложно рассчитывать, и, вероятно, мужчина намеренно избегал, не желая их ровно с той же силой, с которой в тайне хотел этого больше всего в первые недели после того самого, судьбоносного вечера. Потому что со временем - Микеле даже стало думать не до того, не то, чтобы воплощать в реальность свои несколько болезненные фантазии все-таки навязать свое общество девушке и разобраться с возникшим недопониманием, как ему казалось. То есть, как ему этого хотелось. Правда, что-то нехорошее в душе все же не оставляло ему этих малодушных иллюзий. Причем, он был уверен, что будь на месте Эммы любая другая дама, он бы не то, что не принимал все близко к сердцу, но и вообще посчитал бы нужным больше никогда в жизни не пересекаться. Здесь же все было иначе. Безжалостное же его сознание периодически злорадствовало и предлагало ему попробовать себя в роли "остаться друзьями", но от такого нахальства с его стороны, итальянец все же недовольно отмахивался.

А вот второй и самой веской причиной стало то, что работы у мужчины заметно прибавилось. Причем сразу же, в тот же самый день - он даже домой не вернулся, заночевав в подсобных помещениях ресторана. Наставали не лучшие времена для перевозки препаратов - слишком частым и слишком спонтанным становилось движение полиции по городу, риски нарваться на внеочередную проверку документов и груза возрастали в геометрической прогрессии, приходилось то и дело заново прокладывать маршрут для грузовиков, а в самые перегруженные дни - и вовсе оставаться на связи и руководить операцией в режиме реального времени. Порой, Микеле некогда было поспать, и мысли о женщине отходили не просто на задний план, он бы хотел о ней думать, вспоминать, но... как только его голова касалась вожделенной подушки или того, что ее заменяло, мозг отключался так и не позволив ему отвлечься на что-то приятное, каким бы противоречивым бы они ни было при этом.

Так вот видеть ее теперь - вновь роскошную, вновь с каким-то неприятным типом неизвестного происхождения, стало для него сладостной пыткой, несмотря на всю волну возмущения, поднявшуюся у него при этом в груди. Может, именно этот счастливчик и стал его главным конкурентом в тот день?.. Или это тот самый загадочный мистер Риттенхаус? Как же ему хотелось все бросить сейчас и уединится с ней где-нибудь, чтобы она сказала ему глядя прямо в глаза, без уклончивости: что же все-таки для них значил тот поцелуй? Потому что казалось, что для итальянца - даже как-то неприлично много. Затертое бытом и работой чувство вновь вспыхнуло с новой мощью, возможно, даже более ярким теперь. Ему хотелось... но он даже не был уверен в том, что найдет подходящий повод, чтобы с ней заговорить о чем-то большем, кроме дежурной беседы из вежливости. Да и сам он был не один.

Но, вероятно, сама судьба в этом случае была на его стороне, как хотелось бы воспринимать это самому Микеле, и девушки закончили свой туалет у зеркал почти одновременно, после чего обе пары проследовали к дверям, ведущим к просторной лестнице, за которой находились входы в партер. Мужчина думал как-нибудь обратить на себя внимание, поздороваться или тронуть ее за руку, чтобы та оглянулась, чтобы она посмотрела на него, чтобы успеть заметить в ее глазах истинные чувства, прежде чем она успеет сориентироваться и принять положенное в такой ситуации выражение, но ему не пришлось - девушка выронила клатч, который итальянец тут же поспешил поднять прежде, чем это сделает сама Эмма или ее спутник.

- Добрый вечер, миссис Риттенхаус, - с чуть заметной улыбкой он выпрямился и вернул сумочку ей в руки. - При всех известных нам обстоятельствах, повстречать вас именно здесь - стало для меня неожиданностью.

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

Довольно прохладное приветствие. Нет, не то, чтобы он рассчитывал на что-то более душевное или на то, что Эмма бросится в его объятия, но... Он бы даже сказал, что этого холода было чересчур много для той ситуация, в которой они оказались. А чего она хотела? А чего она в таком случае хотела от него?.. Сбежать той ночью черт знает куда и к кому, а после явиться под утро домой, наверняка, не ожидая, что он рискнет приблизиться к ней вновь - к чему тогда все это было, в конце концов? Или это было продиктовано исключительно уязвленным самолюбием, которое требовало всех мужчин у своих ног одновременно и ничего не обещая им взамен? Эта девушка, конечно, нравилась Микеле, но быть ее молчаливым и преданным поклонником среди толпы таких же - его не тянуло... Да еще и эта работа! От нее хотелось волком выть. Никогда она еще не мешала ему в жизни настолько, чтобы вот так ее ненавидеть. Даже признаваться в этом в очередной раз было как-то неуместно - к чему он ей и в самом деле был бы нужен, способный пропадать месяцами. Не очень-то радужная перспектива. Хотелось послать все к чертям собачьим прямо сейчас, вообще все, убежать, покричать в волю, сбросить с себя это уничтожающее его напряжение, но приходилось только украдкой дух переводить и обещать себе все выдержать.

Он не успел представить свою спутницу, хотя считал, что кое-какие правила приличия на этот счет имеются - Эмма довольно скоро его покинула, он ей и слова сказать не успел, если не принимать во внимание вполголоса брошенное:

- Не в последний раз, даже не рассчитывайте, - впрочем, за шумом публики, навряд ли это было услышано, разве только его спутницей, которая заинтересованно смотрела на мужчину, разглядывая его будто бы впервые... как будто раньше он был для нее совершенно чистым листом бумаги, одним из прочих, но только теперь внезапно приобрел человеческие черты.

- Ваша знакомая? - не любопытствуя, а будто стараясь отвлечь его от тяжких мыслей, видимо, слишком заметно выразившихся на его лице, во всяком случае, даже сам Микеле поймал себя на том, какой недружелюбный взгляд послал оглянувшемуся на них спутнику Эммы - что ему нужно было, убедиться, что он уязвлен, что соперник повержен?..

- Да, мы соседи, - не уточняя, конечно, ни то, что под это определение они подпадают больше технически, да и вообще - насколько они близко живут - что мужчина усвоил за время своей службы в бюро, так это то, что болтать стоило поменьше.

Впрочем, такта Федерике было не занимать - она больше не произнесла ни слова касаемо Эммы и ее партнера... она и вовсе была не очень разговорчива, да и не требовалось в этот вечер. Они фактически не знали друг друга, и для Микеле это больше была механическая работа, чем какой-то способ произвести разведку - с Фефе мало чего можно было взять, а с его стороны было бы отвратительно вмешивать ребенка в ведущуюся холодную войну на криминальном поле. К тому же, мысли его точно не были заняты беседой, как и вовсе ее персоной. Конечно, он понимал, для чего он тут и все еще внимательно следил за происходящим вокруг, но... часть его души была сейчас не здесь. Оглядываясь назад, он затруднялся ответить, почему весь этот месяц так и не решался заговорить с ней и прояснить вопрос - сейчас это почему-то казалось таким простым и логичным, но почему-то не тогда.

Может, потому что он был дураком, а, может, потому что надумал себе лишнего, и теперь... получил то, что имел - она была с другим. Впрочем, демонстративно это показывать она тоже не стала. Он обещал себе во что бы то ни стало исправить положение. В конце концов, после того, чем он занимался каждый день, решительности ему было не занимать. Просто, по какой-то причине, в личных вопросах было, как ни странно, гораздо сложнее.

Тем временем, их ожидала опера. Кармен. Как символично. И какой прекрасный повод все обдумать и посмотреть на себя едва ли не со стороны. Конечно, эта древняя история имела мало общего с современным положением вещей, но вот страсти оставались как никогда актуальными - человечество менялось чересчур неторопливо.

Работник зала любезно проводил их на указанные места - к счастью, они были в ложе одни, и беспокоиться о соседях не приходилось - от остального зала их отделял балкон ложи и небольшой выступ стены, прекрасное место. А пока оркестр настраивал инструменты, Микеле отправил сообщение, отчитавшись о том, что все в порядке и каких-либо особых поводов для беспокойств он не заметил. Ну, разве только то, что в зале было несколько прохладно, а Федерика выглядела человеком, который разве только поглощал тепло, но никак его не производил, поэтому мужчина с течением времени снял с себя пиджак, отдавая его даме - он уж точно без него обойдется. Вот только само представление посмотреть и насладиться им - ему снова не удалось. Кроме того, что Хосе - был едва ли не карикатурной калькой с него самого и ему это, отнюдь, не льстило, так еще и мысли о том, что могло бы произойти после оперы, заполнили сознание Микеле, просто нетерпеливо ожидающего, когда же все это подойдет к концу, и вспоминая, насколько протяженным оно было по длительности. Перед ним оставался самый главный вопрос - хочет ли он повторить незавидную участь несчастного сержанта драгунского полка, погубившего все то, что он любил, или все же перешагнуть через свое эго и вырасти не только в собственных глазах.

В темноте, окутавшей зал и дальние его ряды, не было возможности кого-то разглядеть с его ракурса, хотя боковому зрению итальянца то и дело казалось, что вот же она тут, рядом. Но, как только он сосредотачивал зрение в предположительной области, морок всякий раз пропадал. Но ведь он чувствовал на себе чей-то взгляд... или ему этого попросту хотелось? Все оказалось проще - он искал не там. Всего лишь подняв свой взор и обращая его на уровень бельэтажа, он без особого труда отыскал ее удивительные яркие глаза, подсвеченные скудным свечением, льющим от направленных на сцену софитов, но та их быстро опустила. Он улыбнулся, чувствуя, как настойчивое тепло растекается по его телу, и отвернулся к сцене, куда более спокойный, куда более уверенный в том, что делает. Значит, она все же думает о нем. Если только не просто с раздражением рассказывала своему спутнику о том, какие нынче развелись несносные эмигранты.

Антракт пришелся настоящим глотком свежего воздуха - настолько томительным ожидание еще ни разу не казалось итальянцу, разделенному целым зрительным залом от той, которую он даже мог созерцать, но не мог прикоснуться. Не мог обмолвиться словом. Федерика, к счастью, решила прогуляться по театру, и мужчина тоже был совсем не против размять ноги, развеяться, отвлечься от той духоты мыслей, что навалилась на него с началом представления. Он под локоть проводил девушку до выхода из зала, где та направилась прямиком в сторону дамских комнат, а Микеле остался снаружи, отходя недалеко, но все же не околачиваясь у самых дверей. Упираясь лопатками в мраморную стену, он явственно ощущал, как ледяной холод проникает сквозь тонкую ткань рубашки и направляется вглубь его тела. Ему нравилось его ощущать, он пробуждал в его душе более яркие чувства, смешиваясь с охватившим его беспокойством, как только он заметил прогуливавшуюся фигурку Эммы, обращая сердце в ускоренный бег, заставляя отойти от стены и решительно пойти ей навстречу, стремительно сокращая расстояние их разделявшее. Почему она была одна?.. К черту, его это не интересует - так даже гораздо лучше.

- Эмма! - негромко окликнул ее итальянец, с неудовольствием для себя отмечая, как же скоро и безнадежно он сдался практически без боя, растеряв по пути всякую осторожность, и все те выстроенные в сознании догадки, прежде заставившие его отказаться... да как ему только в голову это пришло! - Нам нужно поговорить, - добавил он, подходя к ней на то расстояние, которое позволило бы исключить чьи-то лишние уши - и да, он чертовски хотел выдержать полагающуюся драматизму паузу, но им мало было отмерено времени, он не мог себе дать право терять его и вновь, а поэтому он продолжил едва ли позволяя девушке что-либо ответить или возразить. - Эмма, поверьте, я старался изо всех сил, но не могу перестать о вас думать... - с некоторой горечью улыбнулся Микеле, мысленно буквально ударяя себя по лицу, считая, что даже слова он выбрал неправильные - она могла и оскорбиться подобным выпадом. - Наверное, я совершил огромную ошибку, - и в этот раз она явно понимала, о чем он вел речь. - Я хотел бы ее исправить, - твердо закончил мужчина, безбоязненно ожидая приговора с ее стороны. - Не смотря ни на что.

Будь, что будет. Он все же предпочитал жалеть о том, что сделал, а не о том, на что так и не решился.
[icon]https://picpig.ru/images/2021/02/11/instaVVVV.jpg[/icon]

Отредактировано Michele Battaglia (2021-02-11 21:16:04)

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

Глядя на нее, он все больше убеждался в том, что поторопился с выводами. Возможно, правда, это было ошибочное суждение только по той причине, что Эмма выглядела тем человеком, который умеет заставить думать о том, о чем необходимо было ей самой. Микеле было трудно судить об этом, его интересы в этом деле были чисто субъективны, и отбросить весь флер ее женского очарования в сторону, он себя заставить не мог. О да, женщины всегда казались ему наиболее опасными противниками, было в их методах ведения дел нечто такое непостижимое и против чего у Микеле не находилось эффективного оружия, поэтому, как правило, он старался держаться подальше от подобных баталий, но... в этот раз у него, можно сказать, никто не спросил. Будучи несвободным в своих действиях и суждениях человеком, итальянцу бы не приближаться к ней больше никогда, от нее исходила та самая опасность, действия которой он прежде и предпочел избежать, только вот на данном этапе он проиграл войну, фактически ее не начав. У него еще, наверняка, оставался шанс на реванш, но вот остаться на нейтральной стороне и вовсе не вступать в бой возможностей не было. Почему это вообще с ним произошло? Почему судьба так упрямо свела их в самый первый день ее прилета? Это что-то означало? Это было испытанием для него? Или наказанием за былые проступки? Впрочем, он все еще предпочитал считать это исключительно подарком.

Яд в ее словах стекал густыми каплями и проедал несколько затертый частым использованием мраморный пол театра - что бы она ни пыталась показать ему в качестве предназначенной для выбранной роли картинки, разве могло это хоть как-то заглушить сами прозвучавшие фразы? Она была им разочарована. Да, не лучший способ завоевать чье-то доверие, испортив о себе самое первое впечатление, вот это было его ошибкой. С другой стороны - именно таким образом складывались обстоятельства, и никто не знает, не были ли они еще и самыми лучшими. В конце концов, еще три-четыре года назад Микеле никогда и не задумывался над тем, чтобы переехать в Австралию, он также практически никогда не бывал в Калифорнии до своего поступления на службу бюро. Так что, это было настоящим чудом то, что они вообще сумели пересечься, не говоря уже о том, чтобы оказаться друг другу симпатичными. Правда, в последнем случае, Микеле все же считал, что настойчиво сдает позиции в ее глазах.

- Ваш стремительный отъезд и возвращение под утро... заставили меня думать, что вы не остались не заинтересованы в продолжении нашего знакомства, - как тяжело давались эти признания, но все же мужчине так хотелось быть честным с ней хотя бы в собственных мыслях и намерениях. - Признаться, в тот день я был рассержен и считал себя отвергнутым. Позже - я утонул в работе, сейчас колоссальные проблемы с поставками из-за блок-постов... - впрочем, это ей уже, наверняка, было неинтересным, да и он не хотел выглядеть слишком жалким. - Да, теперь мое молчание кажется мне ошибкой. Все так неудачно совпало... Но, повстречав вас сегодня, я понял, что если упущу и этот свой шанс, то потеряю вас навсегда. А вы мне нравитесь, Эмма. Больше, чем мне бы хотелось позволить себе увлечься женщиной.

Был ли у него какой-то продуманный план? Конечно, нет. Еще всего мгновения назад итальянец даже не думал о том, что им удастся пересечься в этот вечер еще раз, не говоря уже о том, что весь поток его речи был вызван импульсивностью и желанием попытаться все исправить, даже если это было безнадежно. Вряд ли слова Эммы и вовсе подразумевали под собой намерение его в этом выслушать, но если ему давали такую возможность, он не мог ею не воспользоваться. А поэтому... Микеле склонен был выжимать из создавшегося положения все, что было в его распоряжении.

- В первую очередь, я хотел бы принести свои извинения. Это не было разумным поступком - обрывать диалог, мне следовало хотя бы поговорить с вами, но некоторые вещи были выше меня в тот момент...

Но она буквально не давала ему возможности предложить какую-то альтернативу, напоминая о, собственно, непосредственных причинах того, почему они здесь все собрались - а именно, о том, что Микеле все еще ожидал здесь свою спутницу да и сама Эмма находилась не в глубоком одиночестве, только и ожидая, когда же хоть кто-нибудь скрасит ей этот долгий томный вечер. Что-то неприятное прокатилось по душе мужчины, напоминая ему о долге, который хотелось не просто послать к черту, а сделать это громко и демонстративно, чтобы ни у кого не оставалось ни малейшего повода сомневаться в том, насколько это все ему осточертело. Но больше его в этом, конечно, волновало то, что Эмма вновь как будто бы решала предпочесть ему другого...
- У вас перед ним какие-то обязательства? - конечно, он мог наступить себе на горло и отступить перед соперником, если бы Эмма действительно сочла того лучшим для себя вариантом, но ни в каком другом случае. - Потому что мои здесь - сугубо профессиональные, насколько так можно сказать, - странная вообще ситуация, конечно, но лгать в данном случае было бы еще хуже. - Оказываю услугу своему боссу, составив компанию его дочери вместо него самого, - и в этом он тоже мог говорить открыто - может быть, сама Эмма не была в курсе, но никто не держал в тайне то, кому принадлежали активы итальянской ресторанной сети в Аделаиде - легальный бизнес, напротив, старательно выводили на передний фронт, чтобы в его тени заниматься менее законными делами. - Вы же понимаете, достаточно одного только вашего слова согласия...

Но девушка так настойчиво пыталась его покинуть, что Микеле попросту не мог насильно удерживать ее в своей компании, это вызвало бы еще больше негатива в его сторону, но... и отпустить просто так, ничего не добившись, ну, никак ему сейчас нельзя было, поэтому ускользающую мимо себя даму, он с тяжелым вздохом успел мягко перехватить за ладонь, выторговывая себе буквально еще одно мгновение... Нет, не то, чтобы он тут же бы и сдался, откажи она ему прям сейчас, он все-таки знал, где ее найти, и он мог быть в меру настойчивым, но... точно так же не мог он устоять и перед желанием вновь коснуться ее.

- Эмма, прошу вас, - сердце его колотилось как сумасшедшее, он волновался едва ли не с тем же отчаянием, будто приглашал местную школьную знаменитость на выпускной бал, а пессимистический разум жестоко твердил ему, что все это бесполезно, и что не стоило и пытаться. - Дайте мне второй шанс. И я постараюсь сделать все возможное, чтобы вы никогда не сочли это своей ошибкой.
[icon]https://picpig.ru/images/2021/02/11/instaVVVV.jpg[/icon]

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

Драматизировать? Казалось, она просто не воспринимает его всерьез, отказывается замечать его решительность, не видела в этом ничего значительного. Может, это действительно так, может, именно таким ощущалось все в неспешном обыкновенном мире, где судьбы не решались в считанные мгновения, а жизнь могла легко оборваться - все это, конечно, могло произойти, но уже на другом уровне, более бюрократическом; он привык воспринимать все более остро, а любое решение его становилось судьбоносным... Впрочем, Микеле даже не мог с точностью ответить, какой же из миров отпугивал его больше, но вот то, что жизнь была вечным сражением и по одну, и по другую сторону - в этом сомнений не оставалось. Но вот кое-что ему говорить, явно, не следовало. Он действительно устанавливал себе какие-то ментальные границы на то, что он мог себе позволить, а чего - нет, хотя и не теперь, но прозвучало это действительно довольно странно, ему только сейчас это в голову пришло. А заданный им же самим тон не давал ему перевести это в своеобразную шутку, убедив, что, конечно, он ведь повар, на ресторан посыплются жалобы о пересоленных блюдах... поэтому он даже не знал, стоит ли ему и вовсе отвечать на заданный, как будто бы риторический, вопрос, рассчитывая, что это попросту позабудут, как неудачную оговорку, или спишут, боже, на его владение английским языком.

Так что мужчина посчитал более удачным попросту заткнуться на то время, покуда говорила Эмма, к тому же, это давало ему время обдумать вообще то, что он собирался до нее донести и уловить тот тончайший момент, когда уровень доверия вернется если и не к былой отметке, то хотя бы к тому, когда не каждое его слово начнут воспринимать в штыки, и у него появится возможность выразить свои чувства. Хотя, это было и громко сказано, но тут скорее он сам подразумевал... намерения в них.

Вот только слова ее про Федерику показались ему совсем неудачными, хотя, скорее для него самого. Он не успел ничего ответить, но потемневший его и чуть ожесточившийся взгляд сказал все за него и даже больше, чем ему бы хотелось. Все-таки, свои интересы, насколько бы они ни были соблазнительны, он не мог поставить выше долга, по крайней мере, пока для этого не возникло бы действительно выходящей из ряда вон ситуации. Казалось бы, ему осталось разве только дождаться окончания оперы, отвести девушку обратно к машине, и он был полностью свободен до очередного востребования, но почему-то ему казалось, что промедление сейчас окажется фатальным для той неуловимой связи, которую ему все же удалось восстановить с сердившейся Эммой, хотя и не мог точно сказать - было ли это вызвано уязвленностью его поступком или действительно надменным безразличием к его судьбе. Что скрывалось в этой ее хорошенькой головке, что думала она о нем, почему не вырвала в раздражении руку, убираясь прочь с требованием оставить ее наконец в покое? Тайна за семью печатями, и в случае с Эммой, навряд ли ему когда-нибудь посчастливилось бы разгадать и разделить ее чувства целиком... но, возможно, именно это стало бы для него той целью, которую он бы преследовал, получи он такую возможность. Не одними огромными глазами и саркастической ухмылочкой она привлекала его к себе. Этот вызов, что производила она самим своим существованием, ее внутреннее пламя, отблески которого угадывались в ее взглядах, звучали в смягчившемся тембре голоса - это становилось для него если и не наркотиком, то изысканным деликатесом с неповторимым вкусом и секретным составом.

- Ну, зачем вы так?.. - все-таки откликнулся мужчина с немного грустным укором - она умела себя держать, она становилась единым воплощением изящества, когда вела беседу, но вот та доля ядовитых уколов, которых он удостоился, нисколько ее не красили - с другой стороны, он считал, что сам и стал тому виной, даже несколько помрачнев от осознания того, что все, к чему он притрагивался, имело свойство разрушаться; покалеченные судьбы, неустроенная, собранная из множества осколков жизнь. - По окончанию оперы я провожу ее, и могу быть в вашем полном распоряжении, если вам будет угодно, - поспешил заверить ее он.

Проследовав за взглядом Эммы куда-то позади него, Микеле заметил, что Федерика уже покинула дамские комнаты, но увидев его с той самой женщиной, подходить не стала, тактично оставшись ожидать в стороне, только устало уткнувшись в телефон, что, впрочем, в данный момент времени, казалось, интересовало ее гораздо больше - возможно даже, его присутствие и стесняло ее лишний раз для этого. Итальянец вернулся к своей визави, понимая, что счет пошел уже на буквально мгновения - по помещениям театра прокатился первый звонок; но и бросать все на вот такой вот прекрасной недосказанной ноте ему никак не хотелось.

Правда, слова Эммы о том, что ее ответ вполне может подождать и до завтра, немного отдавал попыткой потянуть время, чтобы успеть купить билеты на самолет до Штатов или хотя бы забронировать номер в гостинице, чтобы не дать ему возможности себя застать. Но, конечно, он не думал о подобных вероятностях слишком уж серьезно, скорее, как о невозможных крайностях - ведь, скорее всего, самым нежелательным вариантом стало бы лишь ее короткое "нет", достаточное, для того, чтобы выразить ее отношение к устроенному им представлению на радость самой Эммы и близпроходящей публике.

- Я потерял целый месяц бесценного времени, прежде чем понять, насколько это было напрасным... Мой ответ вы можете услышать вот здесь, - взяв ее руки, все еще державшиеся за него, он прижал их ладонями к своей груди и гулко сотрясавшему все его тело сердцу. - Вашего - я могу ожидать столько, сколько вам понадобится, чтобы он не стал вынужденным. Я хотел бы узнать вас поближе, Эмма. Провести с вами время. Я бы мог рассчитывать на сегодняшний вечер? Когда вам будет удобно? Я знаю прекрасные вина, способные искупить вину даже такого мерзавца, как я, - все же не удержался он от несмелой улыбки (разве можно было хмуриться вечно в компании такой дамы?..) и склонил голову, чтобы прижаться губами к обеим ее ручкам, которые так до сих пор и не отпустил.

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

Отрезвляло. Да она смеялась над ним. Над его словами и охватившими чувствами. Казалось, она даже не слышит, что он говорит, выворачивая его фразы наизнанку и глумясь уже над ними. Всему же есть свои пределы. И Микеле что-то не мог припомнить, чтобы прикончил на днях ее близкого родственника для такого к нему отношения. Он умел признавать свои ошибки, и считал, что этого может быть достаточно... но просто никому это не было нужно. Видимо, все же, его главным промахом было облекать эту барышню в несоответствующий ей образ, возносить ее где-то глубоко в своем сознании до тех высот, на которые та не имела права. Он плохо разбирался в людях, когда дело касалось его личных интересов, не мог объективно анализировать и сказанное, и собственное поведение, но это еще никому не давало права его в этом осуждать. Он непроизвольно выпрямился под ее словами, несколько отстраняясь, поднимая подбородок чуть выше, чем того требовал комфортный зрительный контакт. Месяц она его ждала. Между прочим, он тоже жил не на другом конце города, если она так уж его "ждала".

Ему не хотелось этого признавать, это горечью отдавало в сердце, но Эмма слишком уж отчаянно старалась кое-кого ему напоминать, и это не было лестным для нее сравнением. Не юрист ли она по профессии?.. А уж однажды ухватившись за эту мысль, он раз за разом находил этому все больше подтверждений в ее поведении, в тех словах, что были произнесены даже не сегодня, а с самого первого их дня знакомства. Как обидно было снова оказаться непроходимым идиотом - с некоторых пор Микеле казалось, что он перешагнул через этот свой недостаток, пережив болезненный развод и не менее впечатляющий судебный процесс, он считал, что обзавелся иммунитетом к таким вот поворотам в жизни, но и в этом он ошибался. Ну, что же... в этом случае, ему хотя бы не придется вновь проходить через все это бюрократическое Чистилище, и, возможно, было даже благом прийти к этому пониманию раньше, чем все это могло принять менее благоприятный оборот. Разочарование больно давило и на гордость, и на те чувства, которые он позволил себе проявить, наивное сердце все еще отказывалось верить в происходящее, но, к счастью Микеле, у него работали еще и мозги - та роскошь, которую в былые времена он себе позволить не мог, обзавелся он этим уже гораздо позже.

- Вот как? Досадно слышать, - бесцветно ответил мужчина, неизвестно, что именно под этим подразумевая, всю ее речь, или то, что она та-ак долго его ждала, в любом случае, он не успел бы этого ей объяснить, а она - отреагировать, поскольку, несмотря на все вышесказанное, все-таки упала в его объятия, правда, совсем не для того, чтобы отдаться или молить о прощении.

Очередная ошибка. Этот вечер был определенно богат на жизненные уроки, хлесткими пощечинами отдававшими по его лицу. Да он голову совсем потерял, и что же? Снова из-за женщины? Заметь он эту тень хотя бы на мгновение раньше и он бы успел повалить Эмму на землю, но... выстрел прогремел быстрее, чем Микеле все же инстинктивно бросил взгляд на слишком уж знакомый предмет в руке незнакомца, а среагировать вовремя уже не смог, поэтому упали они оба вниз уже после ранения. Кто знает, конечно, оставь он сейчас девушку, выжила бы она или незнакомец довершил бы свое черное дело, но ясно было лишь одно - ее попросту перепутали. Она была с ним, она тоже была в черном, она стояла спиной - а его с Федерикой видели вместе.

- В туалет! Быстро! И запрись там!.. - успел выпалить итальянец, чуть приподнимая голову в сторону своей подопечной, после чего и ощутил, как по затылку мазнуло будто бы чем-то холодным, как ему показалось. - Cazzo!

Еще несколько выстрелов под истерические крики панически разбегавшейся толпы, в то время, как Микеле отползал вместе с телом девушки за колонну - единственное укрытие, которое находилось рядом, после чего он вынул телефон, вызывая номер с быстрого набора и резкими отрывистыми фразами доложил обстановку:

- Мы под обстрелом. Стрелок один. Фефе в полном порядке и безопасности. Ее нужно забрать. Пострадала девушка. Вызови скорую. Не дайте ему уйти, - последнее буквально прорычал он в трубку, аккуратно выглядывая из-за колонны, но незнакомец больше не стрелял - он бросился бежать, видимо, так и не добившись желаемого, но опасаясь приезда полиции.

Cazzo! Испытывать облегчение, конечно, было рано - как минимум, потому, что у него на руках оставалась раненная Эмма, и насколько сильно, он не мог так на глаз определить, но она все еще дышала, и это вселяло надежду. Да, вся эта произошедшая между ними сцена была ему крайне неприятна, и, не произойди сейчас покушения, они бы навряд ли расстались на какой-то дружелюбной ноте, в лучшем случае - на нейтральной. Но это совершенно не влияло на то, какую он ярость ощутил при этом нападении, какую ненависть к стрелку, и не только из-за того, что тот поймал его врасплох. А потому что никто не смел стрелять в его людей. Никто не смел подвергать их жизни опасности, а уж свои личные вопросы он решит как-нибудь лично. И убьет тоже собственными руками, если в этом будет необходимость.

Интересоваться у Эммы, как она - не приходилось, было видно, что не очень. Прижимаясь к ней - белоснежная его рубашка густо окрасилась яркой кровью, сбивая с толку, кого вообще из них ранили, но нужно было что-то делать до приезда скорой, раз опасность временно миновала, чтобы она ему тут кровью не истекла раньше, чем ее начнут спасать. Делать перевязки было ему не впервой да и в департаменте они едва ли не каждый квартал сдавали экзамен по оказанию первой помощи, поэтому искать среди обеспокоенной толпы врача, который, впрочем, так сам и не вызвался, не было особой необходимости. Мужчина стащил с себя рубашку, нещадно вырывая несколько пуговиц, которые так и не поддались скользким от крови пальцам, после чего зубами оторвал от нее рукав, сматывая в жесткий узел и сильно прижимая имитированный тампон к потемневшей влажной ране, хотя казалось бы, куда ее платье могло стать чернее - после чего, оставшейся материей крепко перевязал туловище девушки, катастрофически обмякавшей в его руках.

- Эмма, не выключайся. Эмма! Ты слышишь меня? - но та его совсем не желала слушать, как и несколько мгновений назад. - Merda! - сквозь зубы прорычал итальянец, едва ли не по локоть испачканный в крови, недружелюбно поглядывая на собравшихся зевак, услышав где-то среди нескончаемо шумевшей толпы и самую очаровательную из всех догадку, за которую хотелось тут же отыскать эту дуру и хорошенько вмазать ей по лицу, чтобы та заткнула свой поганый рот.

- Убийца. Это он ее убил. Я сама видела как они ссорились. Она ему отказала, - но этот голос благополучно утонул в гудевшем хаосе, заставляя Микеле ухватиться лишь за две фразы, прочно засевшие в его возбужденном восприимчивом сознании.

Убийца. Она ему отказала.

Свои люди приехали чуть раньше скорой, растолкав собравшийся народ и расчистив территорию, прежде чем по кивку Микеле забрать из уборной самое бесценное, что тут находилось - побледневшую еще больше Федерику, каким бы невозможным это ни казалось. Итальянец предупредил, что останется с пострадавшей - никто не возражал. Вслед за ними прибыли и парамедики. И вот тогда спрашивать стали уже и его, но довольствовавшись на вопрос - кем вы приходитесь пострадавшей, кратким - мы живем вместе, сказанным даже больше из какого-то омерзительно чувства мести; ему разрешили проследовать за нею в клинику, где, прождав некоторое время в приемном покое, пока длилась операция, уже по отправке девушки в отделение интенсивной терапии, мужчина... поговорил по душам с ее лечащим врачом, оставив на столе под рабочими журналами пару красивых купюр, чтобы тот позволил ему остаться в палате хотя бы до утра, после чего его провели (но, конечно, в халате, строгие правила) в небольшой бокс к Эмме, где и оставили, лишь изредка беспокоя визитами дежурившей медсестры. Впрочем, несмотря на всю нервную обстановку и то, что ему было о чем поразмыслить, несмотря на то, что телефон его обрывался сообщениями, Микеле довольно быстро уснул прямо на стуле - все это могло подождать до утра, а он устал. Ужасно устал.

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

Дурацкая выдалась ночь, полная душевных переживаний, вылившихся в не оформленные неприятственные образы во сне, приходящих уведомлений на телефон, звук в котором хотя и был отключен, но вибрацию Микеле оставил, все же могло случиться и что-то действительно важное. Впрочем, судя по тому, что ему так никто и не позвонил - стрелка все еще не нашли. И уже под утро, когда сумрак бокса, нарушаемый разве что сверкавшими мониторами приборов, рассеялся от встающего где-то на горизонте солнца, мужчина вздрогнул от слишком резко раздавшегося в охватившей помещение тишине кашля девушки.

Конечно, ночь проведенная на стуле в стылом за ночь помещении не могла сказаться хорошо ни на его самочувствии, ни на настроении. Тело противно ныло при попытке сменить положение, нога за ночь затекла и теперь он ее не чувствовал, шея болела так, будто он ее успел свернуть где-то по дороге сюда. К тому же, он замерз за ночь в одной только майке и халате наброшенном на плечи. Это кое-кто тут спал под одеялом и обезболивающими - еще неплохо и выспался. Микеле же по утрам всегда выглядел плохо. Даже раненная Эмма, как ему показалось, чувствовала себя куда бодрее, да и вид у нее был приятнее. Даже со всеми этими системами капельниц, к которым та все еще была подключена. Мужчина постарался размяться хоть немного, пытаясь сообразить, сколько он тут проспал, какой сейчас год и не опоздал ли он на полсмены. Но все оказалось не столь печально. Даже Эмма очнулась, как будто скорее ото сна, чем от глубокого обморока. Испытал ли он радость? Конечно, да. Кроме того, что он ощущал свою собственную вину в том, что произошло, он не был и совершенно бесчувственным ублюдком. Безусловно, они пришли вчера к некоторому недопониманию, которое еще предстояло разрешить Микеле для самого себя, проанализировать, но это должно было отложить в сторону как несущественное перед лицом физической опасности. Да, он был рад, что она очнулась, он испытал облегчение - чуть меньше груза на сердце ему бы не повредило. Вероятно, это было его первостепенным желанием, следующим шло - поимка ублюдка. И теперь, когда она вернулась в их грешный мир, на его душе стало немного спокойнее, правда, теперь на передний план выходили уже его личные интересы, и они портили ему настроение не меньше, нежели неудобный стул, который, казалось врос в его тело за ночь. Мужчина поднялся, чтобы, немного прихрамывая на затекшую ногу, пройтись хотя бы к окну, отодвигая полоски жалюзи и выглядывая наружу. Вчера полиция порядком запоздала на место происшествия и, по старой доброй традиции, приехала последней, едва ли не разминувшись со скорой. Значит, их визита стоило ожидать сегодня. И Микеле хотелось убраться отсюда раньше, нежели к его персоне начнутся вопросы. Кто он такой, что он здесь делает и знает ли, в кого стреляли. Конечно, он мог с самого порога отослать их разговаривать с адвокатами Семьи, но здесь была Эмма, ему не хотелось при ней светить своими черными картами. Но при всем при этом, несмотря на некоторые риски и неприятные мгновения в общении с местными представителями закона... было бы неплохо узнать, что она сама думает на этот счет, и что нежелательного могла бы рассказать детективам. Грубо говоря, он хотел присутствовать при опросе, хотя бы то время, пока его не удалят отсюда. В конце концов, в данный момент времени он представлял интересы не только их двоих, но еще и одной известной фамилии, которой не должно было прозвучать лишний раз, и в связи с такими печальными событиями. Конкуренты узнают в любом случае, это было лишь делом времени, но вот оттянуть его и успеть за эту отсрочку покарать стрелка, чтобы не пострадал имидж Семьи, они были обязаны.

- Что вы, мы уже давно в разводе. Тетя Клементина осталась безутешна, - и, хотя, ему казалась неуместной ее улыбка на лице, будто она действительно была рада его здесь видеть, но он все же подхватил ее тон, стараясь не быть совсем уж занудой, правда, сказал он это с непробиваемой серьезностью на лице - в конце концов, мир не рухнул от одной только размолвки, а все это могло запросто подождать, пока решаются более насущные вопросы. - В вас стреляли вчера. Судя по всему, какой-то психопат. Вы совсем ничего не помните? - судя по вопросам, конечно, немногое, но его интересовало не только само нападение. - Врач сказал, ранение не очень серьезное, брюшная полость не задета - вы быстро поправитесь, - он оглянулся на нее, заметив как та поправляет волосы, от чего по его губам пробежала невольная усмешка. - Ранение, как будто бы даже пошло вам на пользу.

Эмма-Эмма, ты и умирать будешь обязательно в эффектной позе и с безупречной укладкой.

Отредактировано Michele Battaglia (2021-02-21 12:47:57)

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

- В постели будто при смерти лежали, - продолжая спонтанно образовавшееся соревнование в остроумии, он уже подумал было, не слишком ли это прозвучало жестоко с его стороны, но, к счастью, на этом они его и закончили, переходя непосредственно к основному блюду, и вот тут Эмма умудрилась ему отомстить, даже если и совершенно не нарочно.

Ее слова о том, что ей пришлось страдать от боли, хлестко полоснули его по совести, как будто до этого он не догадывался об этом - на самом деле, пока это не озвучили, он попросту старался заглушить в себе эти мысли, хотя и прекрасно понимая - что именно ей и по какой причине довелось пережить. Но они не привели бы ни к чему хорошему, кроме самокопания в те мгновения, когда от него требовалась твердость и решительность. Сознание настойчиво подсовывало ему картинки того самого расплывавшегося темного пятна по ее платью, ее обмякшего тела, образы того, как он пропустил этот выстрел. Профессиональный телохранитель, нечего сказать. И, хотя, вряд ли кто-нибудь озвучил бы ему упрек в этом плане, но сам-то он знал, что это было его промахом. И далеко не одним. Утратил бдительность, мирное время слишком расслабляло, заставляло поверить в то, что так будет всегда. А потом страдали люди. И Эмма была одной из последних, кого бы ему хотелось видеть среди них.

- Мне жаль, Эмма. Я поздно заметил оружие в его руках, - вряд ли подобное признание способно было заглушить его чувство вины, но ему необходимо было произнести эти слова вслух, даже больше самому себе, чем Эмме. - Не настаивай я тогда на разговоре с вами, возможно, ничего бы не случилось.

Скорее всего, случилось бы. Но уже не с ней. Ему не хотелось проводить такие параллели в сознании, но... он даже не мог представить, какими сложностями для него обернулся бы выстрел в Федерику. Возможно, невольно пожертвовав собой, Эмма спасла и ему шкуру тоже. Когда, в лучшем случае - он бы потерял работу и его отозвали бы обратно в Штаты. Вероятно - до конца своих дней гнить в каких-нибудь архивах за перекладыванием бумажек или на складе вещдоков, без права вернуться к службе.

Тяжело было это признавать, но все сложилось для него наилучшим образом, хотя он все равно не испытывал особого облегчения по этому поводу. Казалось, что после вчерашнего, он должен был все еще оставаться зол на девушку, но ранение задвинуло все на задний план. Не время для мелких обид. Он своим долгом считал отыскать негодяя, и ему было безразлично, что стрелял тот не в Эмму - попал тот в нее. И очень крупно попал. Такие ошибки, как правило, стоили людям жизни. И, кстати говоря, о мафии...

Вот уж он никак не ожидал брошенного в его сторону обвинения в связях с теми, кого упоминают таким неприязненным тоном. Не от нее. Она знала Федерику? Она знала Семью? Что вообще она знала о нем и откуда? Конечно, с его стороны было бы неверным сразу сознаваться во всех грехах, поэтому он посчитал нужным уточнить для начала, что же та имела ввиду:

- Какую дружбу? О чем вы?.. - тон удался - в его непонимание поверила бы и Сью, хотя та вообще изначально не верила ни единому его слову, так что мысленно Микеле даже удостоил бы себя комплиментом, если бы речь не шла сейчас о том, что он обманывал человека, к которому он не был до конца безразличен.

Впрочем, его слова о ранении заставляют ее забыть и об этом, чтобы переключиться на более обыденные хлопоты, и тут мужчина даже немного удивился тому, с какой скоростью некоторые барышни способны обрастать кошками - она, ведь, буквально вчера сюда переехала... Но хорошо, что она волновалась про работу и кота, и не думала о том, что все вчера могло завершиться гораздо хуже. А на работе пришлось бы срочно искать замену. Так что, если ее роль для них так важна, они вполне могут подождать ее некоторое время.

- Просто предупредите начальство... - индифферентно пожал плечами мужчина, ее работа точно не могла расстроить его больше, чем ее гибель. - У вас есть, к кому обратиться присмотреть за котом? - все это вызывало в нем слишком противоречивые чувства, он не мог до конца разобраться в себе в такой изменчивой обстановке и решил пока не принимать решений, о которых мог бы пожалеть потом.

На ее замечание по поводу постели он ответить не успел, хотя и бросил в ее сторону несколько заинтригованный взгляд. Хотелось продолжить эту мысль, но... В палату вошли. Причем, потеснив, спешившую к очнувшейся больной, медсестру, которая с трудом пробилась сквозь грузную фигуру детектива. А тот так и не вызвал у Микеле особого доверия к себе, несмотря на сказанное. Итальянец инстинктивно сделал шаг вперед, перегородив вошедшим дорогу.

- Ваше удостоверение, детектив, - без лишней грубости, но все же настойчиво потребовал Микеле, после некоторой заминки добавляя. - Поймите меня правильно, в мою подругу стреляли накануне, и до меня не доходило новостей о том, что преступника поймали.

Это было лишним. Так что - ему пришлось удовлетвориться и видом продемонстрированного значка. Но после этого итальянец все равно не ушел:

- Не хотите ли заодно допросить и меня? Между прочим, стреляли в нас обоих - мы были вместе.

Отредактировано Michele Battaglia (2021-02-21 21:35:19)

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."

Ссорились? Да нет же... Хотя, может, именно эти слова детектива заставили Микеле задуматься о том, что же вообще там произошло, отодвинув на задний план те чувства, что так охватили его в тот момент, и уже последовавший за этим выстрел. Повел он себя, конечно, довольно странно, если смотреть на это все со стороны - но именно этого ему тогда и не хватало. Объективности. Трезвого взгляда. Неужели, они в самом деле в глазах собравшихся выглядели что-то не поделившими? Или все это было лишь плодом общественной фантазии, жадной до драмы и дешевой мыльной оперы? Хотелось второго, но мужчина не любил себя обманывать. Он ссорился, да. С чего? Чем она его так разозлила в тот момент? Тем, что тогда на вечере не подождала, пока он закончит с работой? Чтобы что? Тем, что в опере не согласилась преданно упасть ему в объятия? Для чего? Вероятно, он бы и сам перестал ее уважать в тот же самый миг, когда бы стал в ее глазах чем-то большим, чем он был. Разве этого ему хотелось? Нет.

Он попал в незнакомую для себя ситуацию, без заготовленной модели поведения, когда ему не позволено было быть самим собой, а играть перед женщиной "капореджиме" казалось ему и глупым... и просто не хотелось, этот образ был не для нее - это было слишком чужеродной для него сущностью, и подсознательно он не хотел ее этим пугать. А потому, во внутреннем противоборстве растерял где-то по пути и самого себя, передушенный абстрактным долгом перед обществом, перед бюро, перед Доном. Хорошим это было испытанием, к такому его федералы не готовили, а значит еще очень даже было к чему стремиться. Ему нужно было держать себя в руках... и решить наконец, кем он будет перед нею. И стоило ли ему вообще перед нею быть - в конце концов, желал он ей добра или нет? И теперь, едва не потеряв ее по-настоящему, до него наконец дошло, что же было не так.

Также, глупо было злиться на детектива - тот просто выполнял свой долг, как некогда делал и он сам, будучи на службе в полиции, и, к сожалению, тот был хорошо знаком с протоколами, хотя они уже были нарушены к этому времени - и детектив явно знал об этом. Возможно, именно это его и раздражало - присутствие Микеле в палате вполне могло быть интерпретировано как запугивание, если бы тот был в курсе подробностей дела. Вот только, этому сыщику он ничего не был должен, и ему плевать было на то, что тот о нем подумает. К черту его. Если с ним у него будут какие-то проблемы - для этого существовали адвокаты. А пока... что же. Пусть опрашивает потерпевшую, Микеле было чем заняться в это время. Итальянец покинул палату, отходя не очень далеко от нее, чтобы связаться с консильери - кажется, за всеми перипетиями он начал забывать, для чего вообще находится в Аделаиде.

- Его нашли?

- Еще нет. Зато нашли его оружие, он избавился от него на ближайшей помойке - должно быть, паниковал. Будет лишь делом времени отыскать и его самого.

Недоверчиво озираясь по сторонам, чтобы рядом не оказалось ненужных ушей, Микеле все равно приглушил голос, как минимум, потому что по полупустым утренним коридорам гуляло предательское эхо:

- Возьми моих парней - без поставок они все равно без дела сидят. Мы должны найти его раньше полиции. Ты можешь как-нибудь повлиять на ход следствия?

- Хм... - в трубке на некоторое время воцарилась тишина, будто собеседник что-то прикидывал сам себе, после чего он наконец ответил. - Да, у нас есть один человек, я могу попытаться договориться с ним, но... мне не хотелось бы использовать его авторитет в департаменте без лишней необходимости, - поворчал советник, видимо, посчитав, что игра все же не стоит свеч.

- Не согласен. Это непростое дело. Если его схватят раньше, он не только наговорит много лишнего не тем людям, но еще и мы упустим шанс провести с ним беседу и узнать, кто же кому перебежал дорогу, - все же настаивал итальянец, похлопывая себя при этом по карманам в поиске сигарет, но тут же вспоминая, что оставил пиджак у Федерики - курить, конечно, после этого захотелось еще сильнее. - Он нужен нам живым. И как можно скорее, - и в этом его интересе было замешано не только личное... хотя, будучи честным с собой, он прекрасно понимал, что оно все же преобладало.

- Ты все еще с пострадавшей? Не слишком ли много внимания ее персоне? - сменив тему так резко, консильери все же не ответил ничего определенного по поводу требования Микеле.

- Да. Крестный что-нибудь говорил об этом? С Федерикой все в порядке?

- Что же. Он сказал, что это очень благородно с твоей стороны... Не знаю, чем ты ему так нравишься, Аски, но такая симпатия может когда-нибудь сыграть с тобой злую шутку. Фефе в безопасности. Но не благодаря тебе, как ты понимаешь.

- Понимаю. Сообщи, когда что-нибудь станет известно. И позвони Бруно - у него есть контакты моих ребят...

Детектив покинул палату быстрее, чем ожидал этого итальянец. Вероятно, Эмма мало чего могла рассказать. Или сказала ему достаточно, для того, чтобы тот больше не терял времени. Так или иначе, а Микеле резко оборвал телефонный разговор, сделав шаг назад, чтобы скрыть свою фигуру за выступом стены. Еще и еще, пока не оказался достаточно далеко, чтобы развернуться и бодрым шагом обойти по другой стороне кругового коридора, останавливаясь с обратной стороны на достаточном расстоянии, чтобы убедиться в том, что детектив покинул отделение, и уже из окна - что клинику тоже. Тому придется вызывать его официальной повесткой или обрывать телефон, когда он найдет в базе его номер, но, в противном случае, он просто не дал был ему возможности вернуться к Эмме.

С нею же за это время ничего существенного произойти не успело - лежала на том же месте, беспомощная перед его произволом. И кем бы он был, если бы этим не воспользовался? Ходить вокруг да около было уже поздновато, да и времени у него особо на это не было, чтобы терзаться чем-то лишний раз и мучить этим девушку. Итальянец прямиком направился к ее постели, опускаясь у той на корточки, чтобы говорить можно было негромко - мало ли что там происходило за дверью, а у них здесь деликатный разговор. Да и вдруг ему срочно понадобится придушить ее подушкой.

- Эмма, я знаю, я вел себя как дурак, и... - он отвернулся к ополовиненному стаканчику с водой, будто именно в нем он где-то мог отыскать те слова, которые смогли бы передать его мысли, но он остался безжалостно безмолвен к его сложностям, а поэтому Микеле не стал больше их подбирать, возвращая свой взгляд девушке. - И безуспешно пытаюсь найти себе удобное оправдание в этом. Но все это глупо и не нужно никому из нас. Вчерашний вечер очень многое заставил меня переосмыслить. Не знаю даже, о чем я вообще думал, когда пытался вас... - он осекся, понимая, что и в этот раз ничего подходящего он бы не смог подобрать. - Я даже не знаю, чего я хотел, - грустно улыбнулся мужчина, на каком-то автоматизме взяв ладонь Эммы в свои руки и аккуратно ее поглаживая. - Должно быть, просто затащить вас в постель... Видимо, на тот момент это казалось мне увлекательным. Все это больше не имеет смысла, - все еще не поднимая глаз от ее тонких пальцев, Микеле со вздохом старался привести все наконец к чему-то более важному. - Кроме одного.

Он привстал, чтобы наклониться к самому ее уху, касаясь носом ее волос и с некоторым внутренним трепетом вдыхая все еще оставшийся едва заметный шлейф ее сладковатого парфюма, так жестоко позже смешанного в до сих пор не выветрившийся запах крови, чтобы шепотом произнести последнее.

- Я не должен был бы этого говорить, но вы правы, Эмма. Вам не повезло оказаться втянутой в опасную игру. Я не хочу, чтобы вашей жизни снова что-то угрожало. Но вы не должны упоминать, ни то, что видели... ни то, о чем догадываетесь - для вашей же безопасности, - и немного отстранился, чтобы не поддаваться лишний раз совсем неуместным сейчас желаниям, как-то подозрительно сосредоточенным на губах девушки и ее тяжело вздымавшейся груди - наверное, ему тоже стоило бы держаться от нее подальше, она его одним видом с ума сводила даже на больничной койке, а может, именно здесь особенно. - О чем спрашивал детектив? - хотя, больше это звучало как "что вы успели ему наговорить" и Микеле надеялся, что Эмма все-таки поняла, почему ей следует быть с ним в этом откровенной. - Я здесь - чтобы защитить вас. Ничего не бойтесь.

Отредактировано Michele Battaglia (2021-03-01 12:59:29)

Подпись автора

"Bacco, tobacco e Venere riducon l’uomo in cenere."