Charlie Miller | Чарли Миллер

Frank Dillane

Дата и место рождения: 02/02/1999, Вурабинда, Квинсленд, Австралия.

Род деятельности: Уборщик в лаборатории Harrogate.

Семейное положение: Свободен.

Good day, mate

Умбракинез.

[indent] Во-первых, вторых и третьих, Чарли – это два разных человека, запертых в одном теле, и только одна из личностей знает про существование второй.
[indent] Тихий, неулыбчивый молодой человек, который просто не до конца научился выражать собственные эмоции верно и к месту. Чарли умеет и улыбаться, и радоваться жизни, просто чуть более незаметно, нежели это делают остальные. Он старается не проявлять инициативу, хотя, вне всяких сомнений, не самые плохие идеи часто посещают его голову. Ему гораздо проще что-то делать, ни у кого не спрашивая разрешения, в чём, если покопаться, нет абсолютно ничего удивительного. Редко смотрит в глаза собеседнику, ещё реже (или никогда) касается человека или позволяет коснуться себя. Дружеские похлопывания по плечу лучше оставить на будущее, над которым он, по крайней мере, работает. Не конфликтен, не умеет врать, а вот эмпатия достаточно развита, что удивительно. Интроверт.
[indent] Вторая же его сторона куда более открыта миру. Наверно, потому что пока проводит в нём гораздо меньше времени. Здесь Чарли подвержен вредным привычкам, довольно задирист и, видимо, является настоящим сыном своего отца. Если поначалу он полностью был заточен на защиту, то в последнее время способен перейти и в нападение. Хитрый, достаточно умный, чтобы скрывать собственные следы, однако импульсивный и заводится с пол-оборота. 

---

“ — Так значит, грусть — это место?
— Да. Иногда люди живут там годами. 
[indent] Эта история начиналась, как один из тех романтических фильмов, которые так отлично идут под шоколадное мороженное пятничным вечером. Ещё бы! Высокий, сильный, уверенный в себе Клиф Миллер, естественно, плохой парень и самая неподходящая компания для молоденьких неопытных девушек, попался на глаза чрезмерно впечатлительной Мойре Кемпбелл, воспитанной в приличной семье, где принято благодарить бога, взявшись за руки, перед каждой трапезой. Искра. Буря. Безумие… Особенно много оказалось именно последнего, ибо Клиф не собирался успокаиваться и становиться примерным семьянином, а положительный тест на беременность его совершенно не обрадовал. Однако розовые очки Мойры не так-то просто оказалось разбить, ибо в итоге за этим ударопрочным бронированным стеклом она укрывалась почти до самого последнего мгновения собственной жизни. В общем, удача отвернулась от Чарли в тот самый момент, когда его будущая мать решила идти за своим любимым на край света в тот самый шалаш, который должен был стать ей Раем. Жениться, кстати, Клиф так и не подумал, и на этом моменте ещё не родившийся Чарли лишился своего второго шанса на спасение – чета Кемпбелл такого поведения дочери не поняла, а та решила оборвать с ними всякую связь.
[indent] И на первый, и на второй, и на все последующие взгляды земля обетованная впечатления никакого не производила, а шалаш из фигурального выражения становился вполне себе физическим воплощением. Ветер слепой любви унёс Мойру в Вурабинду, где белое население легко можно было пересчитать по пальцам. Клиф Миллер всегда хотел обзавестись собственной станцией и выращивать отару овец, а вот работать для этого в поте лица не хотел, поэтому всё его имущество давно сливалось с пейзажем, несмазанные двери скрипели, а несколько голов скота, наверно, научились питаться пылью, раз продолжали упорно выживать в подобных условиях. С существованием под боком Мойры он смирился и даже привык, что рубашки стираются сами, ужин всегда горячий, а дом вроде как стал вполне уютным. Его юношеский задор потеснился и уступил место брюшку и залысинам как-то так быстро и незаметно, что Клиф и сам уже не помнил, когда покорял цыпочек одним взглядом из-под солнечных очков. Вполне возможно, истина крылась в глазах смотрящего, а Мойра своего «мужа» просто обожествляла. Сама она быстро забыла свои давние привычки и полностью растворилась в настоящей жизни и человеке рядом с ней. А тому это довольно быстро наскучило. Домработница – да, любимая женщина – вряд ли он вообще её когда-то любил.
[indent] Стоит ли говорить, что Чарли родился не в оазисе, куда ангелы небесные спускались, только бы на него посмотреть. Отец его не любил изначально, а на первых парах ещё и раздражался бесконечным воплям из детской. У матери чувств же хватало только на одного единственного человека, и даже его продолжение не способно было хоть ненадолго перетянуть на себя внимание. До определённого момента Чарльз Миллер рос, как растёт в поле трава. Первые пару лет его жизни вполне можно считать самыми счастливыми, ведь всё познаётся в сравнении. Как только ему можно было доверить какие-то дела – они свалились на ребёнка. В школу Чарли вообще попал по чистой случайности, ибо Мойра, пусть и записала его под фамилией отца, но законом с ним связана никак не была, а потому числилась матерью-одиночкой, которой полагались пособия. А чтобы их платили исправно, Клиф и отправил пацана в школу, хотя в такую дыру как Вурабинда органы опеки из Рокгемптона вряд ли бы заглянули. Однако посещение уроков от домашних обязанностей Чарли вовсе не освобождали, и, естественно, он редко всё успевал. Учился еле-еле, спасала только любовь к чтению, потому что в книгах текла абсолютно другая жизнь, какая-то инопланетная и ненастоящая.
[indent] Настоящая же радовать не спешила. Дела фермы приходили в упадок, Мойра окончательно себя запустила, Клиф потихоньку начинал винить во всех своих неудачах окружающих, начиная от правительственных заговоров, заканчивая своей «женой». Разве что, до правительства ему никак нельзя было добраться, а Мойра всегда находилась под рукой. И рука это со временем стала весьма тяжёлой. Естественно, Чарли доставалось тоже, а иногда и в первую очередь. Глядя в травмпункте на мать, которая с недрогнувшим лицом убеждала медсестру, что мальчик просто упал или наткнулся на дверь, он и не думал спорить или что-то доказывать. Слишком мало лет ему было. А потом начал говорить так сам. Не понимал, почему и зачем, но говорил и интонацией заезженной пластинки, на которую кто-то давным-давно сделал запись. Если не маме верить, то кому? Чарли для себя ответа на этот вопрос не нашёл и на время перестал его себе задавать. В конце концов, дома ему чётко и ясно указывали на его место, которое в пищевой цепочке находилось где-то на уровне планктона. А из-за его скрытного характера, довольно скудной поношенной одежды и плохой успеваемости в школе он не оброс друзьями, способными показать ему его же собственную значимость хоть для кого-то. Дети могут быть очень жестоки. Учителя жестокими не были, однако низкооплачиваемая работа в такой жопе мира сама по себе взрастила в них некое равнодушие, помогающее не видеть того, чего видеть вовсе не хочется. В такой ситуации ему несложно было поверить: всё, что с ним происходит – нормально. Так, как и должно быть.
[indent] Однако где-то внутри рос протест, когда отец начинал отрабатывать удары уже на матери. Она без устали твердила, что папа её очень любит, что он просто устал и раздражён, а она сама во всём виновата, но Чарли почему-то чувствовал от макушки до самых кончиков пальцев ног эту неправильность, но выразить её не мог. Он вообще слабо умел выражать эмоции, ведь отец запретил ему плакать, как только Чарли научился разбирать слова. «Плачут только бабы и слизняки» - это уж он запомнил хорошо, потому что знание в него вбили, но слёзы никуда не исчезали, продолжали кипеть в глазах и прожигали себе путь раз не наружу, то вовнутрь.
[indent] Рано или поздно что-то должно было произойти. И этот день пришёл, когда пастушья собака родила щенков за амбаром. Никому ненужных щенков, за которыми некому было смотреть. Чарли обещал последить за ними, на что Клиф возразил – у него и так достаточно работы, чтобы тратить время на ерунду. И сказал избавиться от щенков, которым исполнилось всего пара дней, даже показал, как именно это можно сделать, наступив на одного из них ногой и надавив посильнее. Чёрт знает, в этот ли момент огромный огненный шар взорвался в голове у Чарли, или это уже случалось раньше, просто он не замечал, но сознание он потерял. И пробыл без него достаточно долго, чтобы очнуться под вечер во влажной одежде и со вполне миролюбиво настроенным отцом за стенкой. Он не помнил, что и как делал, не помнил, как своими маленькими руками застирывал штаны и рубашку от красных разводов в бадье с дождевой водой за домом. Не помнил, и помнить, наверное, не хотел. Ему тогда только-только исполнилось десять лет.
[indent] Дальше дела начали ухудшаться. Кому-то это вполне может показаться смешным: куда, собственно, хуже? Но Совет общины принял решение сделать Вурабинду свободной от спиртного, запретив употребление и продажу в черте города. Отличный план! Надёжный, как швейцарские часы… В общем, Клиф посчитал, что ездить за алкоголем в Рокгемптон слишком долго и накладно, а потому начал гнать его сам. Получалось плохо. Остатки его человечности полностью стирались после употребления той мутной браги, которую он делал, зато фантазия расцветала пышным цветом, подкидывая ему занимательных идей, вроде сдачи одиннадцатилетнего сына в аренду любителям детей, раз на старую и полностью утратившую свою красоту Мойру вряд ли кто бы скинулся. В исполнение свои обещания он не привёл, но розовые толстые очки своей «жены» потрескаться заставил. Поздно. И для того, чтобы в ней проснулся материнский инстинкт – тоже. Она не была плохим человеком и, возможно, искренне хотела полюбить своего сына, но так и не сумела этого сделать. Зато начала давать отпор собственному мужу, когда тот распускал руки, а не просто молча и терпеливо сносила побои. Никаких сомнений и не существовало – счастливой развязки не произошло. Клиф только сильнее злился и переставал хоть как-то рассчитывать собственную силу, а потому однажды и не рассчитал. Протрезвел моментально. Тем более, когда поднял взгляд и увидел два огромных глаза занявших половину лица Чарли при виде этой картины. В голове знакомо зашумело, но он удержался на самом краю сознания и побежал… Бежал очень далеко и очень долго, не думая останавливаться, даже когда дыхание закончилось, а следом на ним и силы, но остановился только тогда, когда прямо перед ним тормознула патрульная машина, привлечённая видом одинокого ребёнка на дороге. Возможно, он проделал половину пути до Рокгемптона, а, возможно, бежал вообще в другую от него сторону, однако нескладно и запинаясь рассказать о произошедшем Чарли всё же сумел. 
[indent] На этом началась новая глава его жизни. Без отца, без матери, без единого знакомого человека, зато с полным набором укоренившихся привычек. И да, в детских домах дети оказались ещё более жестоки, чем в провинциальной школе богом забытого города. Отпор Чарли давать не умел абсолютно. На самом деле он быстро пришёл к выводу, что не уберёг мать, а потом и заложил полиции отца, а сам за это себя достаточно сильно наказать не мог, поэтому доверял это непростое дело другим воспитанникам детского дома. Но… странно сказать… довольно быстро от него отвязались, а потом и вовсе начали обходить стороной, оставив в полном и беспросветном одиночестве. Кто ж знал, что он уже давно не был одинок.
[indent] И никто не мог предположить, что пышущая энтузиазмом Мэри притащит из Мельбурна своего мужа Джона, дабы забрать и выходить самую проблемную малютку. Естественно, малюткой этой стал слишком маленький и худенький для своего возраста Чарли, рассматривающий носки своих ботинок и вечно шмыгающий носом. Жаль только, что кроме энтузиазма Мэри чем-то выдающемся похвастаться не могла, и начала выливать тонны своего воодушевления на Чарли, когда его бы следовало показать специалистам. Но нет, она считала, что забота ему поможет гораздо лучше! «Мальчика надо подкормить и обязательно давать витамины! У него же теперь такая замечательная собственная комната и игрушки!» А он и понятия не имел, как в них играть. Он вообще не подозревал, что можно сидеть и играть, ничего другого не делая. Джон же на правах опекуна не сюсюкал с ребёнком, а наставлял на путь истинный со всей своей серьёзностью. «Перестань жалеть себя, парень, тебе дали шанс, так воспользуйся им»… В общем, говорил с Чарли на каком-то таком языке, который тот не понимал, но старался изо всех своих сил. И снова старался, и старался ещё! На эти старания уходило довольно много сил, отчего до Чарли, как и оставшегося Миллером, добралась бессонница. Он лежал с открытыми глазами под своим невероятно мягким одеялом с супермодным постельным бельём, украшенным роботами и динозаврами; смотрел в потолок, где сияли налепленные наклейки звёзд, светящихся в темноте; и проговаривал про себя, что надо сказать и сделать завтра, хотя этого вовсе не хочется. В тот период провалы в памяти и обмороки его на время оставили, зато настигло множество других проблем.
[indent] Мэри не желала признавать ни наличие этих самых проблем, ни собственную неспособность с ними справиться. В отличие от Джона, она работала дома в своей мастерской, где изготавливала на заказ украшения из полимерной глины, эпоксидной смолы или бисера. И с мыслью о том, что у мальчика слишком много свободного времени, а потому он грустит, она привлекла Чарли в помощники. А заодно записала его на всевозможные кружки, много дававшие в плане развития, но моментально вернувшие его в тот период, когда его время и его жизнь ему не принадлежали. Он не понимал фразу «всё будет хорошо», ибо никто и никогда не говорил ему, что именно «всё» и когда конкретно «будет». Сравнения же с другими детьми, обычно голодающими в Африке, всё дальше загоняло его в чувство собственной вины неизвестно перед кем. Видимо, перед теми самыми африканскими детьми. Может быть, именно поэтому пища по вкусу начала напоминать картон, а при виде её многообразия на столе, голодные и чумазые чернокожие дети моментально вставали перед мысленным взором. Проект «Чарли» постепенно, но незаметно для взгляда Мэри и Джона терпел своё тихое кораблекрушение.
[indent] Не сказать, чтобы мысль посетила его одномоментно, она всегда существовала где-то на задворках его сознания, просто всплыла, когда он посмотрел на одну из тех игр, в которые так и не играл за те несколько лет, что провёл в этом доме. Если уровень слишком сложный, и уже понятно, что его не пройти, можно просто выйти… Он ведь всерьёз считал, что сделает только лучше! Мэри возьмёт другого, гораздо более удачного подростка, а Джон найдёт в нём внимательного слушателя, а Чарли… Чарли просто дико устал от всего этого, смертельно устал.
[indent] Из наполненной ванной с порезанными запястьями себя вытаскивал уже не он, а личность куда больше любящая жизнь, какой бы та ни была. Хороший момент, чтобы полностью занять чужое место, но Чарли всё-таки очнулся в больнице, а заодно и почувствовал себя ещё большим ничтожеством, увидев слезы в глазах Мэри и немой укор в позе Джона. Ведь они так много ему дали! Первая попытка самоубийства, совершённая в четырнадцать, могла бы и не стать последней, но… Во-первых, поздно, но Чарли всё же попал к специалистам. Во-вторых, вторая сторона его натуры увидела угрозу в первой, и начала проявляться чаще.
Конечно, опекуны его не бросили, осознав одну простую и малоприятную для себя мысль – депрессия не лечится спортом и витаминами, её невозможно побороть словами типа «просто полюби себя». А тревожные расстройства не отступают перед просьбами взять себя в руки. Только в четырнадцать лет Чарли Миллер узнал, что вся вина этого мира лежит отнюдь не на его плечах, а те методы воспитания, с какими он рос, ненормальны и неправильны. Учиться получалось трудно и долго, делая один шаг вперёд и два шага назад поначалу, но что-то внутри его подталкивало в спину. Конечно, в счастливых фильмах… тех самых, пятничных… его бы поставили на ноги, цветы заблагоухали особенным ароматом, а птицы начали петь особенно красиво, но нет. Он просто ближе познакомился с собственным «я» и его желаниями, так и не узнав, что правильнее было бы говорить «мы». Если начинать эмоционально развиваться в четырнадцать, то к двадцати получить предложение работы по социальной программе аж в Южной Австралии – это огромный шаг! Мэри рыдала навзрыд, хотя он давно вырос, достиг совершеннолетия, и она могла бы отпустить его в свободное плавание, ибо полностью выполнила свою миссию. А Чарли сумел по собственной инициативе обнять эту маленькую женщину, до краёв полную энтузиазмом и пылкостью; пожать руку сдержанному и серьёзному Джону, как раз и выбившему это предложение о работе; и оправиться покорять Аделаиду.
[indent] Если кто-то и говорил, что работа уборщиком – не предел мечтаний, то у Чарли Миллера имелось собственное мнение на этот счёт, ибо теперь он стал полностью самостоятельными и свободным в своих действиях, и тихонько обживался в этом новом для себя состоянии. По крайней мере, уроки Мэри не прошли даром, и свою маленькую квартирку, снятую компанией, отвечающей за работу лаборатории, он содержал в относительной чистоте; знал, в каком порядке закладывать вещи в стиральную машинку; как читать информацию на этикетках одежды; что делать, чтобы не умереть от голода или от язвы на одном фастфуде. Почти счастье. Почти… О своих обмороках и провалах памяти он опекунам не говорил, чтобы не расстраивать, снова возвращая их в тот период после его попытки порезать вены, о чём напоминали шрамы на обоих запястьях.
[indent] Да и в лаборатории не все считали, что его работа – достойная. Будто бы полы, по которым они ходили, сами по себе становились чистыми, мусор исчезал из корзин по волшебству, а бумажные полотенца материализовались из воздуха. Но эти мелочи его не сильно огорчали, пока через пару лет в лаборатории не появился новый сотрудник, отдалённо напоминающий Клифа, образ которого не стёрся в сознании Чарли, напоминая о себе в кошмарах, только-только начавших бледнеть и исчезать. Неизвестно, в каком питомнике выращивали моральных уродов, но этот сотрудник приехал прямиком из одного из них. При всём блеске его интеллекта, тот мог позволить себе ногой опрокинуть ведро с водой, когда Чарли мыл пол, или рассыпать мелкую карандашную стружку и тёртый грифель на влажную поверхность. Может, его просто давно не повышали; может, жена пилила его дома… однако козлом отпущения стал почему-то именно Чарли. Хотя… слишком походил он внешне на жертву, не всегда поднимая глаза на собеседника, а иногда зажимаясь и поднимая плечи. Старые привычки, пусть уже отголоском прошлого.
[indent] Наверно, он и сам не стал бы терпеть вечно, в конце концов, не для этого так долго и упорно работал с психотерапевтами, но его вторая натура приняла решение быстрее. Если есть угроза – её следует устранить! Ему уже не десять лет, чтобы сворачивать шеи щенкам для собственной безопасности. Можно свернуть шею кому-то покрупнее… Вряд ли тот другой Чарли думал об убийстве, не дойдя ещё до этой мысли самостоятельно. Просто решил отправить раздражителя в аут, подпортив все результаты его труда, кое-что в настройках подкрутить, кое-какие лишние кнопки нажать. Никто обычно не обращал внимания на уборщиков, особенно сливающихся со стенами, этим он и воспользовался. Наблюдательности ему было не занимать, а отношение, вернувшее его в детство, вывело из себя достаточно, чтобы забыть об осторожности. Слишком зол он был, когда чаша терпения переполнилась. Ему захотелось всего и сразу! И испортить лабораторное оборудование, и подкараулить сотрудника на парковке, сначала порезав машину, а потом и его самого. Шанс на второе выпал гораздо раньше, чем Чарли мог бы подумать… Под окрик «ты что творишь, отсталый!» неизвестные показатели на неизвестных шкалах поползли вверх, закрытые двери заблокировались, оставляя остальных сотрудников недоумевать, что за сбой произошёл, а все попытки оттолкнуть Чарли от компьютеров привели к потасовке. Безобразной, молчаливой и закончившейся победой для Миллера. Он не стал проверять, не слишком ли сильно приложил учёного затылком об стену, а выбрался наружу. У самого в голове шумело, а кровь из разбитых брови и носа заливала лицо. Прошло всего несколько минут… вряд ли больше пяти, а потому никто не успел сообразить, какая опасность грозит комплексу.
[indent] Наверно, его спасло как раз то, что он умывался в уборной недалеко от выхода в момент взрыва, а не убирал коридор, как и обычно. Подземную лабораторию смело начисто, а вот здание сверху, где он находился в тот момент, припорошило его сверху обломками не настолько сильно, чтобы жизни что-то существенно угрожало. Уж потом в машине скорой помощи ему обработали ссадины и порезы на лице, а когда Чарли очнулся, рассказали про взрыв. Вопросов у него было очень много, но на каждый из них находился логичный и разумный ответ. Он жив, и это главное.   

---

  „
***
- страдает диссоциативным расстройством идентичности (помимо прочего);
- на обоих запястьях косые неровные шрамы от порезанных вен;
- при самом что ни на есть обычном уходе волосы почти всегда выглядят так, словно последний раз их расчёсывали примерно никогда;
- не умеет водить машину, поэтому использует в качестве удостоверения личности фотокарточку, а не права;
- очень любит читать, особенно – фантастику и фэнтези;
- довольно сносно занимается мелким ремонтом мебели или бытовой техники. Обилие кружков и занятия с Джоном принесли свои плоды;
- трепетно относится к своей личной территории. От Мэри набрался особой любви к мелким элементам декора;
- хотел бы в будущем завести собаку, но пока к такой ответственности не готов, зато есть денежное дерево (толстянка) по имени Фрэд.

Welcome to the Golden Hour

Как вы о нас узнали: Michele Battaglia Пожелания относительно игры: И то, и другое, и можно без хлеба.

Связь с вами: Скрытый текст: Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.