Бывают такие дни, когда любишь весь мир: с утра кофе продаёт обворожительная и милая бариста, поднявшая настроение от “вот бы поспать ещё пару часов” до “где моя точка опоры, чтобы перевернуть мир”; сделка проходит на выгодных и для них, и для партнёров условиях, обещая значительную прибыль; у журналистов не нашлось поводов для глупых вопросов; и вообще люди кажутся лучше, зимнее солнце ярче, а окружение красочнее.

А после, прогуливаясь в парке с кружкой глинтвейна — безалкогольного конечно же! — попадаешь в сырую мглу подвального помещения без окон, воняющего рыбой не первой свежести. А, может, и первой — сырая воняет всегда.

После последней “экскурсии” по Зоне, самое разумное — вернуться обратно в мерцающий портал и забыть об этом месте, как о страшном сне, но для чего ещё он решил обезопасить себя пистолетом? По крайней мере, можно просто оглядеться вокруг, не отказывая себе в удовольствии узнать что-то новое.

Ричард нахмурился, встряхнув головой. Какое удобное самоуспокоение. Какой убаюкивающий самообман. Нет, он останется здесь, потому что ему действительно интересно происходящее. Его жизнь из года в год становилась всё скучнее, спокойнее и размереннее — возраст и положение в обществе обязывали. Прыжки с парашютами или дайвинг спасали, но и они постепенно приедались, слишком уж многое в своей жизни успел попробовать. А теперь в его жизни появилось нечто новое, неожиданное и… опасное.

Мобильный ожидаемо разряжен, но даже в этом есть свои плюсы, какой бы дикостью не казалась отрезанность от виртуального мира. Бывали такие дни, когда от разрывающегося звонками телефона накатывали мигрени, и на сегодня он от них избавлен.

Сумрак обволакивал, но не лишал зрения, позволяя к себе медленно привыкнуть. Единственный источник света — небольшая щель в стене — не давал окончательно потонуть во мраке и отвратительных миазмах, каждую секунду напоминающих о нелюбви к морепродуктам. Наконец Ричард смог различать мелкие детали: какие-то письмена прямо на полу, картину на стене, но, что важнее, небольшую лестницу, ведущую наверх. Возможно, где-то там будет больше света, и тогда получится оглядеться.

Дверь оказалась запертой. Дёргай, толкай, стучи — всё бестолку. Кажется, никто извне даже не отреагировал, если этот “извне” вообще существовал: общая запущенность и обшарпанность этого места наводила на мысли об обратном. Что ж… средь белого дня оказаться запертым в воняющем (кажется, его дорогой костюм уже пропах этой мерзостью) подвале — действительно прекрасно.

Ещё лучше то, что прямо на его глазах портал, а с ним и дорога домой, закрылись. Кажется, Зона бросала ему вызов, и то, что это нечто одушевлённое и способное мыслить, сомнений уже не вызывало. Может, это ошибочный вывод, но считать Зону чем-то разумным, а, значит, способным на привычные, логические действия, гораздо спокойнее. Хаос, неопределённость — вот что страшит, а не поразительные во многом ситуации, в которых удалось побывать.

Всё, что оставалось Ричарду в этой ситуации — мыслить рационально. Выхода только два: взломать дверь или сломать стену. Дверь металлическая, стойкая, пусть и покрытая на ощупь ржавчиной, но при этом без видимой скважины, а стена — деревянная, хоть и крепкая на вид. Порча чужого имущества не по его части, но ведь это… вымышленный мир?

Вымышленный, но живущий по законам реального. Иногда.

Спускаясь вниз, Ричард вновь обратил внимание на картину, на этот раз более пристальное, и от сердца сразу же расползлась смутная тревога. Изображение являло собой мужчину, предположительно рыбака, целующегося с рыбой с поразительным экстазом. То, с каким вниманием и даже любовью  художник подошёл к деталям, вызывало отвращение и брезгливость. В смятении, наполненный самыми безрадостными предчувствиями, Ричард опустился ближе к полу, силясь разглядеть размокшие знаки на полу — их начертание сразу же наводило мысли об оккультном, чём-то запретном и неправильном.

Вот теперь он обязан отсюда выбраться как можно быстрее. Стать закуской иным богам в его планы на жизнь не входило.

Метнувшись к покосившимся полкам Ричард нашёл единственную сносную вещь — пару кирпичей. Выбирать всё равно не приходилось, но на удивление стены оказались куда как более ветхими, чем можно предположить. Видимо, совсем отсырели. Разбежались длинные трещины, полетели острые щепки, и вот — щель становится шире, что-то извне затрещало, зарокотало грозно, ломая дерево своим весом.

Комнату начало заливать водой. Ричард из тех счастливчиков, лишённых соседей, а потому понятие “затопить” ему совершенно чуждо. И тем неожиданно стремительно вода прибывала в подвал, залила блестящие ботинки, ударила тухлой волной по коленям и уже увлекла в свой водоворот, унося завихрившимся течением. Единственное, что он успел — бросить кирпич.

Ричард прекрасный пловец. Да и кто в Австралии плохо плавает? Вот только он не справляется с течением, уходя под воду с головой и успев наглотаться воды, а ботинки и костюм тянут его на дно, сковывая движения. Он выныривает, хватая с жадностью воздух, и вновь его тянет на дно, забирая с трудом полученный кислород — головокружительная борьба со стихией длится не больше пары минут, но растягивается на целую вечность. Когда Ричард оказывается над волнами в третий раз, то замечает какие-то доски — берег? пирс? пристань? — и отчаянно пытается за них зацепиться, понимая, что сил на четвёртый рывок может уже не хватить.

Влажные пальцы соскальзывали с мокрого дерева, волны вновь накрывали с головой, забирая всё больше вдохов, и в какой-то момент неожиданно накрыло спокойствием. Вода уже не казалась такой мерзкой, а смерть неизбежным злом, скорее новой дорогой. Ричард почти сдался, и, пожалуй, пошёл бы ко дну, если бы не ощутил чью-то хватку над ослабевшими пальцами. Это крепкое касание на миг вернуло желание бороться, придало достаточно сил, чтобы его вытащили из воды прежде, чем разум погрузился в неспокойную тьму.

Возможно, он отключился на секунды, возможно, на часы — ощущение времени затерялось среди рокота волн.

Над ним нависло темное пятно, оно заговорило, но в ушах отдавался один лишь шум волн, своей мелодией сплетаясь с сердечной аритмией. Вода осталась внизу, но не отпустила из душащих объятий, утягивая всё дальше во тьму, из которой выдернул болезненный спазм, словно пережавший мышцы всего тела. Схватившись за чужую руку, Ричард резко сел и склонился в сторону, выкашливая из себя воду, оставляющую на губах мерзкий привкус разложившихся водорослей и расцветающих бактерий, свойственный застоявшимся водоёмам. Лёгкие горели от недостатка кислорода, который не удавалось восполнить — с каждым новым спазмом едва удавалось вдохнуть, и очередной выдох приносил не меньше боли.

Когда вода кончилась, лёгкие продолжало жечь и одновременно с этим их будто перетянули ремнём, прижав друг к другу.

— Спасибо, — голос вышел хриплым и надсаженным, непривычно режущим слух. Ричард вытер губы мокрым руковом напрочь испорченного пиджака, не предназначенного для стирки подобным образом. Только сейчас пришло осознание, что пальцы впились в чужую руку слишком крепко, до ноющей боли в костяшках, и разжать замерзшую ладонь оказалось не так-то просто.

Ричард поднял усталый после борьбы со стихией взгляд и мгновенно узнал своего спасителя — детектив Энтони Нойз, знакомство с которым состоялось при несколько щекотливых обстоятельствах. Из тех, которые Ричард никогда не упоминал. Невольная усмешка промелькнула лишь на мгновение — холод стёр её, вызывая дрожь, скрыть которую удалось лишь плотно сжав губы.

Впрочем, холод уже пробрался под его мокрую одежду, охватывая каждую конечность и безжалостно её леденя под равнодушными потоком дождя. Судорожная, прерывистая дрожь затрагивала, казалось, не внешнюю оболочку, но сотрясала внутренности, отчего становилось ещё некомфортнее и болезненнее.

Ричард Салливан, бизнесмен и советник города, замерзал в богом (богами?) забытом (забытом ли?) месте, в едва ли настоящем мире, каждая из декораций которого не казалась фальшивой. Этот мир погружал в себя, но насладиться этим, стараясь сохранить остатки утекающего тепла, не так-то просто.

Смерть от избытка воды и удушения постепенно перетекала в смерть от потери тепла.

Опираясь на Нойза и не без его помощи, Ричард поднялся на ноги, отступив от своего спасителя неуверенно, почти готовый, что его сейчас свалит усталость и слабость. По счастью ему удалось самостоятельно добраться до тонкого столба с фонарём и прислониться к нему — не ради опоры, но выдерживая дистанцию. Дрожь становилась явственнее, организм отчаянно искал какого-то тепла под хлёстким дождём, и не находил. Крепко сжатые в кулаки пальцы — единственное, что помогало оставаться разуму трезвым, не уходя на уровень инстинктов.

— Детектив Нойз, — Ричард прокашлялся, скривив губы в отвращении. Иронично, что в нём проснулась ещё и жажда. — Я думаю… — говорить выходило с трудом, слова застревали в ноющем горле, и от размеренных речей пришлось перейти к обрывистым. — ...нужно найти место посуше.

При других обстоятельствах, всё началось бы с непременных приветствий, светских условностей и, быть может, ироничных замечаний, но сейчас просто говорить получалось с трудом: тупая, ноющая боль не отступала, атакуя то голову, то лёгкие, то почему-то ноги.

Только сейчас, отвлекаясь от собственных бед, удалось разглядеть детектива лучше, и представлял он из себя пусть и явно менее жалкое зрелище, но лишь немногим лучше. Либо Ричарду это казалось, либо он тешил себя надеждой, либо детектив ощущал себя не слишком комфортно на пирсе под потоками воды; впрочем, какому извращённому разуму покажется романтичной прогулка по шаткому дереву под хлёстким дождём, в окружении мутной воды и вонючего ассорти из затхлости, рыбной вони и перепревших водорослей?

С трудом отстранившись от ненадёжной опоры, Ричард выпрямился, буквально заставив себя не обхватывать руками за плечи в жалкой попытке сохранить тепло. Нет ничего зазорного в том, чтобы быть слабым, едва не простившись с жизнью — этот логично, но несмотря на довод разума всё равно вызывало раздражение. Только он может и должен контролировать своё тело, а не чёртова стихия. Пожалуй, не будь тут Нойза, Ричард нашёл бы более ёмкие определения, но решил придержать их при себе.

Первый же шаг сопроводило неприятное до омерзения хлюпанье в ботинках, наполненных водой, но очищать их под дождём идея определённо не претендующая на здравость. К счастью за пирсом начиналась улица из покосившихся, старых домов, видавших лучшие времена. Под серостью дождя они выглядели особенно уныло, но вместе с тем навевали смутную тревогу, корни которой уходили в подвал со странной картиной и оккультными знаками на полу.

Ричард оглянулся на Нойза, готовый взыграть на его совести спасителя, если придётся. В конце концов, путешествовать в компании всегда интереснее и веселее, нежели одному.

Их путь пролегал в молчании: оба не спешили завести беседу, и Ричарда это более чем устраивало. Он полностью сосредоточился на том, чтобы идти прямо, иногда морщась от озноба, который пробирал не только снаружи, но и проползал под кожу, холодными объятиями обхватывая горящую грудь. Саднящая боль, непогода и холод создавали совершенно дискомфортный ансамбль, кажется, собирающийся потягаться со стёртыми ногами и ужасом прошлой недели.

Возможно, Зона, наделив его способностью искать порталы, отняла нехилую часть везения. Либо просто издевалась — более понятный и, что уж там, близкий вариант.

Потерявшая цвет улица встретила их пустотой и новой порцией уныния: казалось, все жильцы этого города просто сгинули. Или переехали, что казалось очевидным решением — как вообще можно жить в подобных условиях. И вновь он искал логику в месте, в котором за ним гнались культисты с факелами.

Нойз следовал за ним неслышной тенью, или же дождь настолько хорошо скрадывал его шаги. То, что кто-то держался за спиной сейчас не напрягало — слишком устал после борьбы со стихией, слишком саднило в груди, слишком сотрясало ознобом. Слишком. И потому Ричард почти не оглядывался, бессмысленно шагая вперёд до тех пор, пока Нойз его не остановил, указав на один из домов, менее цельный, чем все остальные и без того хлипкие. Единственно, что на этот раз зацепило взгляд — узор из разнообразных моллюсков, покрывших стены неровной вязью.

Отчасти разрушенный, с виду такой же заброшенный, как и все остальные, дом встретил их комнатой, наполненной теплом от камина. Пусть всё ещё ощущалась дождевая сырость, а запахи рыбы и застойной воды не исчезли полностью, накатило облегчение и искренняя радость. Хлюпающая вода в ботинках — тот ещё спутник, и от его присутствия непременно хотелось избавиться.

— Как скажете, детектив Нойз, — подавив удивление от резкого перепада голоса, прозвучавшего особенно оглушительно после недавней тишины, Ричард развеселился, совершенно не скрывая этого. Разожжённый в камине огонь воодушевил, подняв настроение на десятки градусов, и воспринимать Нойза сразу стало как-то проще. Уже не столько молчаливая мебель, сколько забавный объект интереса, антипатия которого ощущалась практически кожей.

Несмотря на свой ответ, Ричард вначале передвинул кресло ближе к камину, удобнее его поставив прямо напротив огня, уже предвкушая разливающееся по венами тепло. Резкими движениями стянув с себя насквозь вымокший, потяжелевший и совершенно испорченный местной водой пиджак, Ричард аккуратно, в стороне от камина, его выжал, находясь к Нойзу спиной и уже не скрывая кобуру на своём поясе. Сомнительно, что такая тяжёлая ткань хоть сколько-то высохнет, если только не остаться в этом месте на ночь, а это в планы не входило.

— Будьте так любезны, детектив, поищите сухой одежды в этом доме, — щёлкнула пряжка ремня, и пистолет отправился в кресло первым. — Пожалуйста.

Голос, хоть и не растерявший хрипотцы, слушался гораздо лучше, не обрываясь ознобом. Камин — слабое отопление, если стены не защищены от любой непогоды и морозов, но всё же лучше проливного дождя за окном. Стоило подумать над тем, кто же разжёг его и оставил свечи, но Ричард предпочёл не зацикливаться. Выводы напрашивались очевидными: либо это человек, либо не человек, либо так просто должно быть. Если в одном мире может быть беспроглядная тьма, то почему в другом в домах не могут сами по себе гореть камины?

Оставшись один, Ричард с мысленной руганью избавился от ботинок и воды, оставшейся в ней, испортив и без того ветхие половицы, но с другой стороны этот мир испортил ему костюм, на стоимость которого некоторые могли бы прожить пару недель: сегодняшний день планировался как встреча с партнёрами, а не Зоной. Как бы это не звучало даже в мыслях, где контекст не нужно обозначать.

Раздевшись до белья и развесив одежду, ближе всего к огню придвинув ботинки, носки и рубашку, Ричард занялся глоком, хоть и способным выдержать нахождение в воде и даже стрелять на небольшой глубине, но всё же нуждающимся в чистке. Найдя какую-то запыленную тряпицу, лучшего, увы, и не предвиделось, он разобрал пистолет, аккуратно протерев детали. Впрочем, не успел закончить до прихода Нойза, показавшегося у облюбованного им ранее дверного косяка.

— А, детектив. Благодарю.

Закончив с оружием, Ричард забрал одежду и переоделся: изношенные штаны с рубашкой, несколько старомодного кроя, что не являлось самым главным недостатком. А вот запах… въевшийся запах рыбы и сырости, вызывающий немедленное отвращение после всех дорогих и приятных телу тканей.

Он даже не поморщился, пока натягивал нечто с чужого плеча: штаны оказались чуть коротковаты, а вот рубашка наоборот великовата в плечах; в целом, терпимо, а главное — сухо. Больше всего остального Ричард опасался болезни, какой-нибудь противной простуды, что уцепится недели на две, изводя насморком и кашлем. Отличаясь достаточно крепким здоровьем, он всё же несколько раз переносил всякие вирусные заболевания, особо раздражающие тем, что полностью выводили его из строя.

Последним “штрихом” нацепив вновь пояс с возвращённым в кобуру пистолетом и опустившись после обратно в кресло, Ричард принялся разминать пальцы, вперив внимательный взгляд в Нойза. Освещение в этой комнате язык не повернулся бы назвать “удобным” или “ярким”, но подрагивающие огни лучше серости облаков и бесцветного солнца за ними. И Нойз сейчас тоже казался каким-то бесцветным, белёсым, с не исчезнувшими отпечатками дождя; по крайней мере, пока не поймаешь его взгляд: тяжёлый и недружелюбный. В бизнесе только человек недальновидный и не слишком-то разумный позволит себе настолько прямолинейно обнажать свою неприязнь, но ведь они сейчас не в конференц-зале, не за столом переговоров, а в несуществующем мире, среди прелого дерева и в зыбких сумерках свечей.

Мысля логически, в этом неясном мире, пока никак себя не показавшем и выглядевшем почти что мёртвым, хорошее отношение Нойза сыграло бы на руку: тот определённо сильнее, быстрее и выносливее. С другой стороны, происходящее приносило искреннее удовольствие, и очередной мир (кусочек огромного мира? галлюцинация? общий бред?) не вызывал дискомфорта, несмотря на всё испытанное.

Наоборот, можно было бы и повторить.

— Что ж, детектив Нойз. Раз уж мы тут, так давно не виделись, а за стеной не прекращается ливень, — Ричард небрежно зачесал упавшую на лицо мокрую прядь и продолжил растирать-разминать пальцы, — как Вам местный колорит? Особенно очаровательна экосистема на стенах этого дома. Словно они долгое время находились под водой.

Из насмешливого голос стал несколько задумчивым: не будь его появление в этом мире сопровождено столь неблагоприятными обстоятельствами, ему удалось бы лучше рассмотреть город. Ведь если так подумать, дом, где он находился, располагался частично или полностью под водой, иначе откуда бы её столько хлынуло. Возможно, какой-то потоп унёс жизни местных, оставив только стареющие дома?

Или, быть может, всё так, как должно быть? Как должен существовать циклопический город с внеземной архитектурой. Как должен существовать мир трипа “Дамбо”.

Наркотики, на самом деле, многое бы объяснили.

Ричард согласно кивнул, не отвлекаясь от своего занятия. Место для ночного отдыха действительно не самое впечатляющее, не говоря о том, что провести время во сне, находясь при этом в совершенно другом мире, достаточно глупо. Не потому, что опасно, а потому что пустая трата времени, с таким же успехом можно просто не заходить в золотые переходы. Впрочем…

Дождь за окном продолжал настойчиво капать: противный и мелкий, но неумолкающий. Ричард не относил себя к романтикам, наслаждающимся дождливой погодой у камина, да и комната на такой лад не настраивала, но треск огня делал это место немного уютнее. Даже с учётом колючих взглядов детектива, который, казалось, всеми силами старался подчеркнуть своё недовольство, при этом помогая и даже оставаясь караулить у двери. Это почти что очаровывало — давно не приходилось испытывать на себе столько неприязни от другого человека.

Интересно, что Нойз выглядел более чем спокойным. Припоминая, в какой растерянности на грани страха и потери разума они с Дональдом путешествовали по Зоне, напрашивался вывод, что детектив в этом месте не первый раз. Не конкретно в этом доме, но переступать золотистую черту ему явно приходилось. Либо его самообладание выше любых похвал.

Правда, Ричард назвал бы такое слабоумием.

Губы растянулись в весёлой улыбке, стоило перехватить взгляд Нойза, направленный на оружие. Ричард научился стрелять четыре года назад: по простым мишеням, по движущимся мишеням, голова, живот — неважно. Тогда ему показалось, что овладеть оружием хорошая идея на случай, если кто-то попробует на него напасть или, вдруг, ограбить. До смешного параноидальное; когда учиться стало нечему, интерес к оружию постепенно охладел. Практической необходимости в нём не наблюдалось, и со временем глок стал просто красивой игрушкой у него в столе — пистолет и правда приятный на вид.

Не объяснять же Нойзу, что нож для дайвинга оказался слишком ненадёжным оружием против культистов. Даже в собственной голове после всех пережитых событий это звучало не слишком здраво.

Когда за дверью послышался слабый шум, возникла идея получше.

— Детектив, — окликнув полушёпотом, Ричард снял кобуру с ремня и аккуратно бросил пистолет в чужие руки. Кочерга определённо не самое лучше оружие для полицейского, да и выглядело не слишком впечатляюще. Оставаясь беззащитным, он полностью перекладывал необходимость сохранить обе жизни в чужие руки. Опасно и слишком рискованно, да, но полагаясь только на себя, не доверяя другим, Ричард никогда бы не добился в своей жизни таких высот.

Нойз, в конце концов, полицейский, куда как лучше обращался с оружием и тренировался постоянно, в отличие от него. Это его задача защищать мирных граждан от любой агрессии и опасности, и нет никаких сомнений в том, что Нойз старался быть честным детективом, исполнительным. В общем, передача оружия диктовалась только рационализмом и здравой логикой, никаких развлечений.

Дверь открылась медленно, с неприятным застарелым скрипом, пропуская внутрь сгорбленную старушку. Ричард видел таких только в фильмах: невысокая, замотанная в слои странной, явно устаревшей одежды, потрёпанной и перештопанной. На её лице хорошо отпечаталось время: морщины избороздили дряблое лицо, щёки несколько обвисли, а глаза выглядели впалыми. Взгляд быстро перебегал от одного случайного гостя к другому: неприятный и несколько тревожащий. Быть может дело в неровном освещении, но казалось, что зрачок у старушки не сокращался и не менял свои размеров. Совсем как у рыб.

— Доброго дня, — первый отозвался Ричард, не поднимаясь с кресла. В любой другой ситуации он, конечно же, встал бы, подошёл ближе, как требовали правила приличия, даже извинился бы. Но то — в его настоящем мире с настоящими людьми, а здесь же… здесь можно поступать иначе. Пробовать новое, не оставляя за собой следов. Разве что свидетелей, но — взгляд задумчиво скользнул по Нойзу — не каждому из них поверят. Особенно, когда все доказательства оставались за гранью реальности.

Сложно отделаться от мысли, что совершаемые за золотым порталом преступления, не могли таковыми являться для реального мира.

Старушка лишь кинула странный взгляд и неожиданно быстро для своих лет и вида приблизилась к Нойзу, цепко схватив его за руку тонкими, когтистыми пальцами. И пока она говорила, пальцы сжимались всё сильнее.

— Услышьте, — хриплый, надреснутый голос неприятно сливался с шумом дождя, — услышьте зов, услышьте песню. Прислушайтесь к морю. Слушайте.

Ричард сжал сжал подлокотник, но не двинулся с места — кресло повернуто к камину, и ему буквально приходилось наваливаться на второй подлокотник, глядя через плечо. Он ожидал, что нечто само их найдёт, даже если они останутся на месте, но надеялся не на бредни о воде, которая для этого города явно являлась чем-то особенным. Ричард любил море, но в последнее время оно не отвечало взаимностью.

Нойз действовал профессионально, одними словами отогнав от себя старуху. В выверенной работе полиции, в уверенном и одновременно спокойном тоне всегда есть что-то... успокаивающее. Ричард всегда ценил силу убеждения, и в этот раз она тоже играла им на руку. По крайней мере, так казалось поначалу.

Такая комичная ситуация: передать пистолет другому только для того, что им нацелились в тебя. Правда, Ричарду совсем не смешно: напряжённый взгляд упёрся в чернеющее дуло, направленно прямо в его сторону, и пульсировал мысль: разве мог он просчитаться? Нойз целился сосредоточенно, несколько напряжённо, совсем не похожий на психопата, которому взбрело в голову пострелять после слов престарелой леди.

Нойз не может быть психопатом, потому в полиции это проверялось — и только поэтому Ричард остался сидеть, сжав пальцы до побеления костяшек.

В этой тишине выстрел оглушающий.

Вместо того, чтобы затихнуть, гул нарастал, въелся под корку, разбивая осколками разум. Ричард обернулся, что-то произнеся, но его слова потонули в исступленности морского шторма, завывании ветра и ярости столь древней и всеобъемлющей, что она не вмещалась в тело, разрывая его изнутри — трещинами по коже, вздутыми, синюшными. Откуда-то, словно из другой жизни, пытаясь перекрыть ветер, доносились обрывки “ете”, “ив”, “ойз”, но Голос перечёркивал их, перекрикивал ультразвуковым звоном в ушах, и перед глазами всё плыло вместе с разумом…

— Энтони, — в пиковой точке между сознанием и бессознательностью, Голос схлынул отливной волной, затаился где-то глубоко — не пропал, оставляя после себя одну лишь усталость. Трещины исчезли, словно их и не было — словно ли? Ричард смотрел внимательно, пристально; одна ладонь держала сжатые до судорог пальцы на пистолете, опустив их вместе с направленным дулом к земле, а второй придержал за локоть, едва Нойз пошатнулся.

Происходящее переставало нравиться… и вместе с тем интриговало продолжением. Всё это выходило за рамки безопасности, обещая вновь бегство, прятки или нечто подобное — и ведь в этом вся соль, всё удовольствие. В живом, бьющимся от страха сердце.

— Детектив, — вновь, уже не первый раз, позвал он, не спеша отпускать Нойза. Впрочем, едва его взгляд стал чуть более осмысленным — слегка отодвинулся, вначале отпустив локоть, а после и убрав свою ладонь с чужих, мягко вынимая собственный пистолет: медленно и аккуратно. — Вы в порядке?

Едва ли. Ричард не ждал ответа: банальные вопросы нужны только для того, чтобы привести в чувство, чтобы заставить думать.

— Ты слыг'шишь, — раздался хриплый голос откуда-то сбоку. Старуха, всё это время молча наблюдавшая за ними, сейчас смотрела с затаённым торжеством, каким-то неестественным восторгом. Так, пожалуй, смотрит коллекционер насекомых, в чьи руки попался особо редкий и потому особо прекрасный вид жука. — Ты…

Старуха улыбнулась, вновь показывая выщербленные, странно острые зубы, и Ричард направил на неё пистолет.

Его, если честно, пугала эта ухмылка. И страх этот, если совсем честно, не вызвал ожидаемого восторга.

— Ты кто такая? — старуха лишь скалилась, поглядывая на Нойза, словно Ричард ей совсем не интересен. Словно не на неё наставлен пистолет. Словно угрозы никакой нет. Какая ошибка. — Отвечай.

Палец надавил на спусковой крючок: совсем немного, нащупывая предохранитель — нужно лишь небольшое усилие, чтобы прервать чью-то жизнь. Удивительно огромная разница между тем, чтобы ломать чью-то жизнь и чтобы забрать её.

“Останови его”, — Голос не требовал, но он и не просил — вновь нахлынувшее давление исчезло также быстро, как и появилось.

Они стояли почти вплотную: Ричард так и не отошёл, сосредоточив всё своё внимание на старухе. Ему чертовски любопытно: сможет ли он нажать на крючок. И медлил он лишь потому, что всё же надеялся хоть на какой-то ответ. Пусть даже это будет очередным бредом.

...или право имеешь.

Да, он в своём праве в этом мире, и в любом другом.