Аделаида, Способности, Мистика, 2021
активисты недели
лучший пост от Эммы
Я слегка прищурилась, потому что слова, вылетающее из пухлых губ — единственного, что виднелось на скрытом за маской лице, не считая ярких золотистых глаз в ворохе пушистых ресниц, звучали уж слишком знакомо, в том смысле, что я их только что слышала; да, немного в другой вариации, но перемена мест слагаемых, как мы знаем... Не особо меняет сам смысл. И это заставляет меня задуматься, что же на самом деле движет незнакомцем в маске, столь упорно повторяющим, что неизвестно кого и что можно встретить возле разломов.
нежные моськи

Golden Hour­­­

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Golden Hour­­­ » Заброшенные » холодно


холодно

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

http://forumupload.ru/uploads/001a/de/87/93/781346.gif

холодно
[3.10.2013]


в тебе я утоплю свою весну

http://forumupload.ru/uploads/001a/de/87/93/947779.gif

http://forumupload.ru/uploads/001a/de/87/93/511888.gif

Hank Riarden & Sebastian Spengler


Захлопни за собой плотнее дверь и усаживайся в самый дальний угол,
закрой глаза и обязательно молчи. Ты слышишь? Тишина играет на струнах моей души.

+6

2

[indent] Первая пора осени всегда мягкая. Она будит утренними дождями, что каплями тарабанят по крышам унылые мелодии. Утопает в бледной серости на улицах, но столь приятной, что вовсе не хочется ее покидать. Хэнк любил этот период времени, когда все заставляет задуматься. Некоторые могут сослаться на депрессию или какую-то хандру, но сам историк предпочитает более поэтичное название - размышления. Он думает о многом на протяжении всего пути от университета до самого бара, где репетирует тот человек, к которому он планирует прийти в гости. Не сказав ни слова о визите, просто показать то, что существует.

[indent] Мысли плавными строками перетекают от одной к другой, своей легкостью и безмятежностью укутываясь в себе подобных. Все начинается с той усталости, что лежит на плечах учителя после продолжительных занятий. Эта работа его эмоционально изнашивает, но откуда-то он продолжает черпать силы. Этот бесконечный источник силы поддерживается благодаря чужим заинтересованным взглядам, стоило только преподавателю раскрыть рот для очередной увлекательной истории. Знать, что тебя не только слушают, но слышат - удивительный дар, что послан от самих небес. Нет, Риарден атеист по своей профессии, но все равно верит в божественную зарисовку данной магии своего преподношения информации.

[indent] Вот и тот самый дом, вот и эта яркая вывеска, что так нелепо смотрится на фоне серой обветшалой краски самого строения. Вокруг не было ни души в середине дня: кто-то работает, кто-то сидит дома в столь пасмурную погоду, не желая заболеть еще сильнее от сырости. А ведь она так прекрасна, на фоне всего остального. Он некоторое время стоит у двери, не желая потянуть ручку на себя. Какая-то нерешительность его губит, мысли топят - утешение он находит в пачке сигарет, от которых практически отказался несколько лет тому назад.

[indent] Дым уволакивает, никотин создает некоторую иллюзорную дымку в его голове. Все это успокаивает и кажется, что жить становится как-то проще. Хотя на все лишь разыгравшееся воображение: эти маленькие палочки убивают, а он стоит и радуется, что все стало так просто. И это обман столетия, на который люди так покорно соглашаются.

[indent] Когда огонек подходит к фильтру, Хэнк тушит остатки об мусорку и все-таки заходит внутрь помещения. В баре было пусто, стулья все еще стояли на столах, а уборщик усердно подметал полы, а второй натирал стекла. Заведение было только-только открыто и еще не ожидало гостей, предполагая наплыв на более позднее время суток. И ко всему этому шарм придает легкая симфония от музыкального инструмента, от которой теплая улыбка проскакивает на губах историка.

[indent] Он тихо проходит дальше, вешает немного промокший пиджак на высокую вешалку. Все еще тенью двигается дальше, совсем не привлекая к себе никакого внимания. Кому нужен был тихий гость, который даже не собирается ничего заказывать. Сейчас он будет лишь молчаливым наблюдателем за тем произведением искусства, что сидит к нему спиной у клавишного инструмента.

[indent] В какой-то момент это обрывается и к нему подходит официант. От юноши пахло мылом и какими-то средствами, но его это мало беспокоило. В руках он уже держал блокнот, при первой необходимости готов был записать желаемые напитки и блюда.

[indent]— Не сейчас, — шепчет Хэнк, кивая в сторону музыканта, - Я пришел лишь послушать.

[indent] Он садится в самый центр, аккуратно опуская стул на пол. Боится испортить саму композицию, а потому не издает ни звука. Все делает за него Себастьян, спотыкаясь на какой-то ноте и снова начиная все заново. Эта заминка снова вызывает некоторую улыбку, а от начала замирает сердце.

[indent] И именно на этом моменте, когда Риарден наконец-то сидит в гордом одиночестве в зале, создается обманчивое ощущение, что эта песня исполняется лишь для него. Так бессовестно и эгоистично он забирает к себе все внимание, подперев лицо рукой и опустив ту локтем на поверхность стола. Ждет, пока пианист закончит свою репетицию. Ну а пока лишь наслаждается происходящем, не отрывая взора от столь идеальной картины.

Отредактировано Hank Riarden (2020-10-09 20:28:40)

+5

3

От долгого сидения на одном месте закономерно начинает побаливать спина, и, не отрывая пальцев от клавиатуры рояля, Себастьян изгибается, словно едва ли проснувшийся кот, гнёт спину во все возможные стороны. Хороший инструмент – настоящее благословение для любого, кто мало-мальски разбирается в вопросе музыкального качества. Лакированная крышка приковывает взгляды подвыпившей толпы, но настоящая магия рождается в касании пальцев. Блестящие, будто бы начищенные клавиши покорно прогибаются при едва ли ощутимом нажатии – под пальцы льнут и требуют к себе немедленного, самого ласкового внимания. Инструмент всё равно что живое, человеческое тело – одно неловкое движение, и вот уже нота вытягивается совсем не так, как надо, вовсе не так, как хочется. Укрощать такого зверя – непризнанное удовольствие. Перед ним оробеет и самый смелый, если за пазухой недостаточно смелости, если пока ещё не готов из изначально неравной схватки выйти победителем.

Ему не нужна репетиция перед очередным концертом для не ведающих. Даже в самом приличном в округе баре через пару стаканов виски любая публика едва ли улавливает всё изящество залетающей в уши композиции – она и голоса собственного не разбирает, куда уж тут до разговоров о высоком. Да только есть ли необходимость рассказывать и пусть и довольно приятному владельцу, что ты самым наглым образом эксплуатируешь его инструмент в угоду собственному наслаждению, своей возможности прикоснуться к прекрасному? Великая мелодия всегда звучит в голове, её ловишь дрожащими пальцами и словно бабочку иголкой к бумаге цепляешь – нота за нотой, страница за страницей. В его голове слишком много не озвученных мелодией, мелодий так и рвущихся на свидание с чёрно-белой клавиатурой. Он отыгрывает двойные смены, сидит как помешанный до самого последнего клиента, но всякий свободный и не очень вечер рвётся ближе к большому лакированному зверю, что будто бы вот-вот удастся приручить.

Моцарту Формана корят за обилие нот, а Шпенглер будто и вовсе грозится побить никому не нужный нот – вместо ладной гармоничной мелодии то и дело выходит подлинная какофония, и он бьёт себя ладонью по лбу, а после нещадно правит карандашом бумагу. Путь к идеальной мелодии особенно не близок. На него тратишь самые нежные годы, ради него прощаешься со сном, деньгами и немножечко рассудком. Пальцы охотливо бегут по клавишам, пока взгляд старательно высматривает каждую новую строку – ошибку не увидишь, но почувствуешь. Ошибка кроется в звуке. Ошибка словно заноза в ноге несчастного римского мальчика, что обязательно встречается на пути каждого бегущего, необходимо лишь вовремя заняться её извлечением. В десятый, сотый раз пролетая – пальцы скользят самостоятельно, отдельно от остального тела, в первую очередь от головы. Пальцы заплетаются, словно уставшие ноги, даже в самых отработанных местах.

- Сука! – и руки над клавиатурой задержать – так хочется по клавишам ударить, но зверь лишь только-только начал брюхо подставлять. – Чарли, а принеси мне что-нибудь выпить.

И от партитуры взгляда даже не отводит. Наедине с инструментом Себастьян способен и вовсе абстрагироваться от окружающего мира, но стоит лишь самый незаметной детали выпасть из этого извечного пазла, как желание немедленно воспользоваться всеми благами собственного положения немедленно берёт верх. Если официант уже услужливо болтается между столиками, так есть ли хоть одна причина не воззвать к его доброте и их совместному стремлению на самую малость опустошить запасы заведения.

- Ну же, Чарли, не будь таким паршивцем, тебе же два шага всего сделать нужно, – закатывает глаза и с выражением самой ужасной муки на лице наконец отрывается от бумаги, чтобы вверить в товарища самый разочарованный взгляд из всех возможных. – Мистер Риарден?

Былая бойкость и неподдельное желание немедленно пойти и начистить несчастному Чарли шею испаряется мгновенно, и вот уже Себастьян понимает, что как не самый умный мальчик от удивления разинул рот. Увидеть собственного профессора в столь поздний час в подобного рода заведении – это не та ситуация, что с каждым случается день ото дня. Да, он сам звал его, сам рассказывал ему о том, как дни и ночи напролёт убивается за этим прекрасным роялем, но никогда бы и в жизни не подумал. Что в один случайный вечер достопочтенный профессор всё-таки соизволит прийти?

Он чувствует, как к ушам приливает жар неловкости – судорожно пытается восстановить в памяти каждое едва ли произнесённое слово, не сказал ли он так что-нибудь такого, чего бы совсем не стоило при преподавателе произносить. Но мысли не слушаются. Мысли на глазах увеличиваются в размерах, и вот ему уже неизгладимо кажется, что «не так» он сказал примерно всё. На губах глупая, смущённая улыбка, а взгляд отводит словно нашкодивший щенок, что честно пришёл с повинную сдаваться.

- Когда я предлагал Вам как-нибудь зайти и самому послушать, я и подумать не мог, что Вы действительно придёте, – рука нервно тянется к шее, но останавливает ту едва ли на первом движении. – Вы давно тут? Клуб на сегодня уже закрылся, всё-таки будний день, вот и людей было совсем немного.

Играть в окружении безликих людей совсем несложно, но играть перед ним – словно душу нараспашку без права захлопнуть и ключ провернуть.

Отредактировано Sebastian Spengler (2020-10-10 22:08:47)

+3

4

Он руки бы эти целовал,
[indent]  да только на то нет права.

[indent] Сидит в молчаливом ожидании, впитывая в себя, как губка, каждый жест. Каждую морщинку, что прорезает молодое лицо от напряженности. Вот оно — чистое наслаждение от того, что делаешь. И даже для некой зависти тут имеется место. Зависть, с примесью какой-то гордости. Совсем не от какого-то эгоизма: Хэнк сердечно рад, что его студент достиг того, чего так давно хотел. Пусть это никак не связано с учебной, с его предметом. Плевать на все это, ибо важен момент настоящего: то, как он играет, какую агонию передаёт через каждое нажатие. В каждой ноте бессловное послание, в каждом звуке крик полыхающей души.

[indent] Так пусть он играет, терзает слушателей. Пусть играет и не останавливается, разрывая наблюдателей каждым аккордом. Мысли, чувства. Последние бушующим ураганом трепещет в груди Риардена: лектор не мог ни скрыться, ни как-то помочь самому себе. Даже чужая ошибся не позволяет  этому исчезнуть. Наоборот, она скулящим зверем замирает  в костяной клетке из рёбер, умоляя о продолжении пытки.

[indent] — Не так давно, не волнуйся, — не так давно, как хочет  на самом деле. Но фраза оборвана, жестокой цензурой отбрасывая из себя ненужные слова, — Если я тебя отвлекаю — прошу меня извинить.

[indent] В этот момент прибегает тот самый юноша, которого зазывал Себастьян. Спасительным кругом  падает на поверхность, но при этом создавая некоторое напряжение. Хэнк не хочет продолжать, не может словно, ждёт, когда сторонний наблюдатель так недовольно поставит стакан на поверхность музыкального инструмента и снова их  оставит наедине.

[indent] Риарден опускается на спину своего невысокого стула, собирая руки в скрещённом виде на груди. Давит в себе приступ сладкой зевоты после тяжелого рабочего дня, так как не желает  показывать усталость.

[indent] — Сыграй мне что-нибудь, — обращается он к юноше на сцене. Отталкивается от стола, поднимается со своего места и идёт прямо к Себастьяну. Становится рядом, как только может, аккуратно облокачиваясь корпусом тело на деревянную конструкцию. Помешать не хочет - лишь наблюдать за происходящим в первых рядах. Прочувствовать на своих губах этот сладкий мандраж от идеально исполнимой перебежки по клавишам, почувствовать этот ритм и пропустить его сквозь свою кожу, — Знаю, что вот так вот просто вряд ли захочется что-то сделать. Вот только я давно хочу послушать твои хваленные композиции, из-за которых ты так успешно пропускал или опаздывал на мои занятия.

[indent] В нем не было злости к Шпенглеру. Когда он и сам был таким же, горящим — безумным сердцем, что стремился откусить как можно больше от пирога. Поймать свою мечту за хвост, усадить ту в золотую клетку и не отпускать никогда более. Любоваться, отпуская с глаз слёзы счастья. Все это — ласковое и приторное — было в прошлом. Сейчас ему скоро стукнет тридцать, а он нависнет настойчиво над юношей и просит, чтобы ему исполнили какую-то композицию.

[indent] — Но так же я пойму и твоё несогласие, мой друг, — завершает он своё предложение, опускаясь ладонью на поднятую крышку. Скользит задумчиво пальцами по блестящей поверхности, пока та не уволакивает изучение на маленькие клавиши. Белые вставки звоном отозвались в ответ на нажатие со стороны Хэнка слишком высокой тональности, — Вот только это будет грустно: осознать, что зря сюда шёл через весь город под мелким дождём в своём то возрасте.

[indent] И Хэнк улыбается снова, обычной человеческой гримасой растягивает широко губы, даря все это музыканту. Играется на чужой совести, но при этом совсем не чувствует себя подлецом. В этот момент историк даже смог поймать себя на мысли о странном чувстве спокойствия: так, словно он знает этого человека так много лет — с самого своего появления на свет, все свои предыдущие жизни.

Отредактировано Hank Riarden (2020-10-15 23:13:56)

+2

5

- Нет-нет, совсем не отвлекаете, – врёт и глазом не моргнув, потому что правде слишком любят задавать неудобные вопросы.

Разве скажем он ему, что в его присутствии пальцы по правильным клавишам попадать станут с удвоенной редкостью? Словно зверя дикого без клетки в паре метров от рояля посади – не смотреть, но взгляд хищный чувствовать, а по тут же взмокшей от неудобства спине пробегают предательские мурашки. Иногда незнание неудобно спасительно – увлечённый исключительно оказавшимся под пальцами инструментом, Себастьян растворялся в каждой выпущенной на волю ноте, мог часами не подниматься с места, теперь же каждый мускул тела требует немедленной смены положения, а лучше бы скрыться с чужих глаз и никогда под взор чужой не возвращаться. В его присутствии Себастьяну особенно неудобно. В его присутствии слова немедленно затевают новый раунд игры в салки и никак не желают рассаживаться по местам. Будто бы стоит на сцене, посвящённой тысячью огней в окружении тысячи лиц, и каждое устремлено в его сторону, и каждое жаждет продолжения и следит за каждым случайным жестом. Себастьян чувствует, как мысли хаотично пытаются отследить каждый собственный жест. Себастьяну кажется, что его загнали в несправедливую ловушку.

Чарли появляется особенно вовремя, будто бы магнит притягивая к себе всю разбросанную по залу неловкость – не явись официант в это самую минуту, неловкость, вероятно, начала бы высыпаться из всех окон и дверей. С мольбой во взгляде Себастьян тут же приковывает всё своё внимание к товарищу по работе, но тот будто бы в отместку, будто бы от особой вежливости, совершенно глух к его мольбам. Всё ещё холодный, запотевший стакан с прозрачным напитком ставится рядом с нотным станом, прямо на гладкую поверхность рояля – Себастьян уже знает, что в присутствии преподавателя никак не сможет пить. Чарли ускользает из зала так же скоро, как и появился. Чарли напрочь отказывается утопающего спасти.

И если сам не можешь оттолкнуть, пожалуйста, не удивляйся, что кто-то станет подбираться ближе. Профессор просит продолжить игру, но сам фактически делает всё, чтобы этого ни в коем случае не случилось – он поднимается со стула. Он подходит ближе. Взгляд Себастьяна мечется от знакомого лица к нотному стану, не будучи полностью уверенным, где ему всё же следует задержатся. Риарден подбирается ближе. Риарден совсем рядом и шансы выкинуть какую-нибудь глупость, сказать что-то не слишком умное вырастают прямо на глазах.

- Ну не так уж часто я и пропускал, - почти себе под нос, указательным пальцем трёт светлую клавишу. С такого близкого расстояния разговаривать ещё сложнее, с такого близкого расстояния банально забываешь, куда принято смотреть.

Себастьян не умеет отказывать. Себастьян упрямо верит в то, что любой отказ к тебе обязательно вернётся, а неожиданное «да» в самый подходящий момент однажды обязательно прозвучит и в твою сторону. Настоящий музыкант не станет бросаться в слушателей набросками, он изучит произведение до конца, отработает каждое движение пальцев, прежде чем миру явив свою душу, заключённую в созвездие нот. Себастьян не хочет играть. Не хочет на свет щипцами вытаскивать обязательные ошибки, не хочет играть по чужой просьбе. У Себастьяна имеется сотни причин для отказа и ни одного повода, чтобы действительно это сделать. Риарден близко, совсем близко, да разве посмеет он вот сейчас заглянуть ему в глаза и сказать, что оставит его ожидания напрасными?

- Только я сразу хочу предупредить, что я ещё в процессе работы с этим произведением, его нужно хорошенько доработать, отыграть, работы слишком много… – ловит себя на том, что начинает повторятся и тут же умолкает. Носит бы очки, сейчас бы нервно толкнул их за дужку вперёд. – Если Вам не понравится, лучше соврите.

Если играть, то только своё, играть чужое было бы фальшивкой. Едкое желание показать часть себя оказывается сильнее разумности, ему так хочется поделиться, так хочется показать то, что кроется в нескольких метрах большой университетской аудитории, отделяющий студента от преподавателя.

Вдох. Глубокий вдох и пальцы на клавиатуру. Неровно замирает над клавишами, прежде чем степенно пуститься в то хрупкое изящество, что знакомо разве что пианисту. Себастьян играет напряжённо, хмурится, всё своё внимание пытаясь остановить исключительно на рояле – сбивается почти тут же, но хороший исполнитель продолжает дальше, а не останавливается после каждой ошибки. Мелодия мчится вперёд, мелодия снова спотыкается. Мелодия пытается подняться с колен и устремиться в самые глубины человеческой души, но снова падает, и руку подавать ей уже не хочется.

- Чёрт, - коротко, словно выстрел. Себастьян обрывает мелодию резко, едва ли не ударяет по несчастной клавиатуре ладонью и чувствует, как по щекам расплывается краска. Играл паршиво, и стыд пробирается под кожу непрошено, не вовремя, нежеланно. – Я же говорил, что ещё не до конца его отработал.

+1


Вы здесь » Golden Hour­­­ » Заброшенные » холодно


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно