Аделаида, Способности, Мистика, 2021
активисты недели
лучший пост от Эммы
Я слегка прищурилась, потому что слова, вылетающее из пухлых губ — единственного, что виднелось на скрытом за маской лице, не считая ярких золотистых глаз в ворохе пушистых ресниц, звучали уж слишком знакомо, в том смысле, что я их только что слышала; да, немного в другой вариации, но перемена мест слагаемых, как мы знаем... Не особо меняет сам смысл. И это заставляет меня задуматься, что же на самом деле движет незнакомцем в маске, столь упорно повторяющим, что неизвестно кого и что можно встретить возле разломов.
нежные моськи

Golden Hour­­­

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Golden Hour­­­ » Заброшенные » unsteady


unsteady

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

hold on to me
'cause I'm a little unsteady

● ● ●
https://funkyimg.com/i/37kPY.gif https://funkyimg.com/i/37kPX.gif

unsteady [03.06.2018] / Christopher Wilson & Elijah Carter
● ● ●
После нескольких лет коротких сообщений и открыток на Рождество, Кристофер звонит в третьем часу ночи, поднимая на ноги семью Картеров. Впрочем, звонки с новостями о смерти никогда не бывают вовремя.

Подпись автора

спасибо, тони

+4

2

Вид, что открывался из окна белоснежной палаты приковывал к себе усталый взгляд. Зеленые листья старого бука шелестели на теплом ветру и сквозь них просвечивали золотистые блики вечернего солнца. Желтые нарциссы покачивались в такт, деликатно касаясь друг друга соцветиями, сверкали брызги старого фонтана на который слетались черные стрижи. Они беззаботно щебетали и чистили свои шелковистые перышки, взлетая ввысь каждый раз, когда того требовали правила их незатейливой игры. Сколько времени он уже наблюдает за этими птицами? Пару минут? Часов? С тех пор, как все звуки стихли, время будто замерло, но только для него одного. Мир за стеклом продолжал свою размеренную жизнь, и все, что ему оставалось - наблюдать за ней, как прикованный, не в силах сдвинуться с места.

Позади него, на больничной койке, растянулись мягкие тени. Они плавно изгибались под формой хрупкого тела, что скрывалось под простыней и единственное, что казалось в этой картине неправильным и зловещим - отсутствие любого движения. Будто это тело никогда и не было человеком - пустой, обезличенный манекен, с чертами любимой женщины.
На какую-то секунду Кристофер прикрыл глаза, заслоняя светлые глаза от солнечных бликов и ему почудился вздох у самого уха. "Нет, - тихо шепнул здравый смысл, - обернёшься - проиграешь. Мертвые не дышат. За спиной никого нет". И мутное отражение интерьера в окне служит тому доказательством. Если бы внутренний голос умел ухмыляться, то именно так он бы сейчас и поступил. "Теперь у нее остался только ты".

Последние три дня он жил одной надеждой. Пока был призрачный шанс, что борьба за жизнь может обернуться победой, Кристофер не терял духа. Или по крайней мере старался не поддаваться отчаянью. На три дня он поселился в маленькой палате, почти не ел и засыпал в неудобном кресле, когда силы окончательно покидали его. Еще утром ее пальцы были теплыми, а под кожей - пускай слабо - пробивался пульс. Но сейчас он стоит напротив окна, в золоте заходящего солнца, и боится взглянуть на то, что осталось от его жены.

Он не был готов потерять ее. Даже в самые тяжелые минуты он не желал ей зла и все же она ушла. Обида, злость, боль... боль петлей затягивалась вокруг шеи мешая дышать и каждый вдох давался с трудом. Нужно отпустить ее с миром, запомнить улыбку молодой и счастливой женщины, но сердце обрывалось снова и снова. Как он может отпустить ее? Как птицу в небо? "Нет, - клокотал голос внутри, - не могу, только не ее".

Ноги сами понесли его прочь. Коридоры больницы казались ему тихими, словно кто-то выкачал весь воздух и погрузил массивное здание в один непроницаемый вакуум. Мимо проходили люди с размазанными чертами лиц,  мелькала униформа синих и бордовых оттенков на фоне бежевых стен и белоснежных халатов.Три пролета вниз, впереди широкий и полупустой холл, широкие двери ведущие к выходу и... все еще тишина. Душная и звенящая.

Ветер легко перебирает его волосы и гладит открытую шею. Он идет по вымощенной тропинке и потерянно глядит вниз, рассматривая то, как носки обуви сменяют друг друга в непослушном шаге. Ему нужно услышать знакомый голос. Тот самый тембр, что заставлял его улыбаться и чувствовать неуловимую, безопасную близость. Когда он был рядом, все становилось чуточку проще и понятнее. Почему они отдалились друг от друга? В какой момент тесная дружба превратилась в обязанность напомнить о себе под Рождество и ничего более?

Добравшись до старого фонтана, он сел на массивный выступ, спугнув при этом нескольких птиц, и зажал всего одну цифру на экране смартфона. "Он так и остался в списке быстрого набора".
Протяжные гудки беззвучно отсчитывают секунды. Один гудок, второй, третий... сейчас Кристофер не думает о разнице во времени. Он поднимает голову и глядит в окно чужой палаты, где виден чей-то силуэт и верхушка цветущего букета. "Почему именно она? Как мне всё объяснить..."

- Илай! - Стоило ему услышать голос друга, как волна тепла поднялась изнутри. И тут же погасла, как последние лучи заката. - Ты... наверное спал, я разбудил тебя? - Его пальцы дрожали, а зубы нервно прикусили нижнюю губу. Зачем он позвонил? Их дружба давно зашла в тупик, в конце концов, не только у любви есть срок годности. И все же, глубоко внутри Крис чувствует, что в этот момент никто не может быть ему ближе. - Как... - язык лизнул пересохшие губы, оборвав фразу на полуслове. - Как ты? У Марселин все хорошо? - Теперь он начал чувствовать это. Как дрогнула на колене свободная рука, в такт ухнувшему сердцу. Как противоестественный холод пробирается под одежду, вонзая острые иглы в грудь и спускается ниже, делая ноги слабыми и безжизненными. - Давно не виделись, я просто хотел тебя услышать.

"Скажи, что у тебя все хорошо".
[icon]https://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2020/09/febf5dbebddc2690696a74f39af9f0f2.png[/icon]
И тут он замолчал. В его глаза глядел пернатый воробей с ветки разросшегося бука. Нарциссы вяло покачивались на ветру. Мир не вздрогнул от ее смерти. Ничего не изменилось.

- Илай, - его голос непривычно лишен красок, что сопровождают образ Криса с самого детства. Всегда веселый и улыбчивый, он с трудом держит себя в руках. Тяжело вздохнув, он устало склонил голову к груди. - Поговори со мной немного? - А потом, немного помолчав добавил: - Ты нужен мне. Сейчас.

+9

3

Марселин спит, под стать Илаю, спокойно и тихо. Она днем и она ночью — совершенно разные люди; днем она везде, заполняет собой все пространство, громкая, яркая, приковывающая взгляд, ночью же гаснет, словно спичка, и только прижимается к боку Картера, изредка позволяя себе закинуть на него руку и удариться в разговоры ни о чем в те короткие минуты, когда сознание еще не до конца окутано дымкой подступающего сна.

Илай спит плохо — последние полгода, а то и больше. У него есть целый ряд причин, на которые можно спихнуть отсутствие сна: начиная от все учащающихся ссор с женой, которые выпивают из него остатки спокойствия и умиротворения, и заканчивая новыми проектами на работе, которые приходится тянуть на своем горбу едва ли не в одиночку.

Ты чего? — Марселин напрягается, приоткрывает глаза, тянется к его руке, балансируя где-то на грани между сном и явью. — Что такое?

Илай шумно выдыхает.

— Все хорошо, — он закидывает руку и приобнимает ее за плечи. Подумать только, он не делал так сколько, два или три месяца? От мыслей о браке, начинающем идти трещинами, Илай невольно кривит губы, зная, что будет уверять себя до последнего в том, что он вовсе не тот, кому выпадет волей судьбы столкнуться с подобным. У него все хорошо. И у них тоже все хорошо. — Спи.

И она засыпает — вот так, просто-напросто расслабившись в его руках, словно нет ничего в жизни, о чем можно часами думать перед сном, словно нет никаких выборов и действий, последствия которых преследуют и днем, и ночью.

В тот недолгий час, на который ему удается уснуть, Илаю снятся мерзлые коридоры лечебницы, в которую Марселин грозится отправить его каждый раз, когда он проводит вечер наедине с бутылкой. Поэтому он и рад вырваться из беспокойного сна, вздрагивая от вибрации мобильного на прикроватной тумбочке. Он, наверное, будет рад услышать сейчас кого угодно, лишь бы оставаться подальше от цепких лап ужасающих докторишек из его, без преувеличения, кошмара.

Илай, — слышит он в трубке, и уже не знает, а стоило ли так быстро и прытко бежать из страны грез. Он садится на кровати, сбрасывая одеяло. Ступни касаются пола, но этого совсем не хватает для придания устойчивости и уверенности. Картер долго молчит, позволяя взгляду блуждать по всем предметам вокруг и надолго ни на одном не задерживаться, и он ощутимо вздрагивает, когда проснувшаяся от звонка Марселин кладет руку ему на плечо. «Что случилось?», — спрашивает она, наверняка отмечая его каменные плечи под пальцами и то, что он молчит. Картер никогда не молчит при звонках — у него есть привычка выяснять все быстро и решать все оперативно, не тратя ни свое, ни чужое время.

— Ничего, — говорит он ей, наконец поднимаясь на ноги. — Отдыхай, — бросает он короткое и выходит из комнаты. Прохлада, которую он постоянно старается поддерживать в доме, бодрит; Картер спускается по лестнице на первый этаж и доходит до кухни, зажимает телефон между ухом и плечом и набирает себе в стакан холодной воды. Где-то внутри него неспешно разрастается мерзкое чувство удовлетворения от тишины, которую приходится слушать человеку на том конце, и он глушит это ощущение несколькими большими глотками.

— Кристофер.

Он уже давно не «Крис», а «Кристофер». Он уже давно не «Крис», а «дорогой Кристофер, я надеюсь, что у тебя и твоей семьи все хорошо, и желаю вам счастливого Рождества и Нового года». И очень давно из человека, которому можно позвонить в любую минуту, зажав одну-единственную цифру на телефоне, он становится тем, чей контакт не удаляешь просто чтобы отдать дань прошлому.

— Ничего страшного, я не успел крепко уснуть, — можно, конечно, преувеличить, надавить и вызвать чувство вины, но Илай в очередной раз глушит водой мерзость внутри него и вовремя останавливает себя. — Все в порядке, — подтверждает он, — все хорошо. И правда, давно не виделись.

Улыбка, которую Кристофер не увидит и не услышит, выходит горькой. Илай не может, с высоты всех прожитых вдали от лучшего друга лет, понять, в какой именно момент все идет не так; но, обращаясь к самым темным своим сторонам, винит в этом всех, кроме себя самого. Он уже и не вспомнит, когда был их последний основательный разговор по телефону или тем более лично, и не вспомнит, о чем они говорят; ему кажется, что порой его память начинает работать избирательно, вырывая и вырезая из его сознания события, которые становятся чуть менее ценными, чем другие.

Правда, остаться без Кристофера в его памяти окончательно он бы не хотел. И не пожелал бы такого даже врагу. Несмотря на тишину, открытки и безмолвные попытки понять, кто прав, а кто виноват, этот человек является огромной частью жизни Картера, без которой он не был бы собой.

Слушать тишину в трубке некомфортно. Она позволяет ему додумывать то, чего нет, и делать выводы из ниоткуда. Илай опускается на кухонный пол, прижимаясь спиной к холодильнику, и морозная поверхность обжигает, вырывая из круговорота воспоминаний.

— Что-то случилось? — Картер не теряет времени зря, спрашивая напрямую. — О чем… поговорить? Это на тебя так не похоже, — Это, если подумать, ни на кого из нас не похоже, — звонить в третьем часу, чтобы просто поговорить.

Илаю сложно. Обычно способный произнести любую речь по любому возможному поовду, сейчас он едва может склеить два слова в одно словосочетание. Картер трет свободной рукой глаза, прогоняя остатки сна и усталости; где-то в горле застревает ком, так вовремя перекрывая доступ ко всем колкостям, которых у Картера целый арсенал, и которые он не постеснялся бы использовать на любом другом человеке, звонящем посреди ночи, но Кристофер, несмотря на последние годы, продолжает быть исключением из множества правил жизни Элайджи Картера.

— Я работаю, — говорит он. — Как всегда, даже наверное больше. Отец договорился на еще несколько линеек лекарств, их тоже будет спонсировать компания Марселин, так что у меня много организационной работы и возни с документами, а я это, как ты можешь помнить, совсем не люблю. Здесь все по-старому, город словно застывает в одном времени, только бесчисленные кафе открываются, недолго живут и закрываются, не выдержав конкуренции. На прошлых выходных я купил себе новый велик, взамен старому, который был еще с университета, помнишь его? Ты наверное не знаешь, — конечно, он не знает, — меня в середине лета сбили на отрезке А15, который на пути в Аделаиду. Я тогда гонял до самого Джервиса, мы там были как-то с тобой, там еще паромы на остров идут. Приземлился на руку, ходил потом в повязке как… я не знаю как кто. Они же совсем не подходят к моим рубашкам, — Илай смеется, понимая, как глупо это наверное звучит. Впрочем, Кристофер должен знать о любви Илая к рубашкам как никто другой.

Он отставляет стакан на пол. Звон стекла возвращает обратно в реальность, вытягивая из мыслей о прошлом.

— Как ты сам? Как мелкая? Наверняка уже вытянулась так, что это звание скоро придется сменить на какое-то другое, — Илай вскидывает голову на шорох сверху, замечая, что Марселин спускается по лестнице вниз. — И что у тебя с голосом? Ты заболел? В этой вашей Англии сейчас, должно быть, совсем не жарко.

Марселин останавливается в дверном проеме. Илай смотрит на нее неотрывно, и комок в горле, не дающий говорить плохие слова, вот-вот готов проиграть желанию Картера что-нибудь нехорошее выдать. Кристофер — не важно, Крис он или все же Кристофер, — в отношениях Илая с Марселин является темой, которую в последние годы принято не поднимать вовсе. Раньше было иначе, раньше были общие встречи и совместные праздники, а сейчас Элайджа уменьшает громкость на телефоне, чтобы никто, кроме него, не слышал, что ему говорят. Сейчас Элайджа хмурится, глядя на жену, жестом показывая, что все хорошо. Марселин, видимо, так не считает, и опускается на один из кухонных стульев.

Илай глубоко вдыхает и медленно выдыхает. Закусывает губу, чтобы ничего не ляпнуть, и грузно поднимается с пола, убирает стакан на стол и отходит к окну. Взгляд жены прожигает местечко между лопатками.

«Ты нужен мне», — говорит ему Кристофер, а Илаю нужно понять, что происходит.

— Крис, — имя кажется новым и непривычным, но распробовать его окончательно Илай не успевает. — Что слу… — нет, лучше не так, — я могу что-то для тебя сделать?

Отредактировано Elijah Carter (2020-09-14 13:46:45)

Подпись автора

спасибо, тони

+8

4

Кристофер сидел почти неподвижно. Мысли беспокойно метались в голове, как потревоженные весенним ветром птицы перелетающие с ветки на ветку. И одна из этих птиц надсадно напевала о том, что мужчина так боялся произнести вслух. Этот прощальный щебет на долгие годы поселится в нем и особенно звучен он будет в моменты одиночества, когда ничто не способно заглушить его. Но прямо сейчас ему чуточку легче. Будто голос, - некогда самого близкого человека - выстраивал стену между ним и реальностью, что мокрым дождем стучала в закрытые окна. Это чувство напомнило ему о том, скольким пришлось пожертвовать ради ширмы семейного счастья. Он не жалел, что сделал выбор в пользу семьи. Но вместе с Илаем из его жизни ускользнуло что-то еще, что-то не менее важное, чем любовь к своим близким.

- Ничего страшного, я не успел крепко уснуть...
- Прости, я... - проглотив в себе мерзкое чувство, обжигающее кончики пальцев колким холодом, он тихо продолжил. - Мне нужно было позвонить тебе раньше, - в сквозящем усталостью голосе легко прочитать искренность и полную растерянность.  - Намного раньше.

Он маскирует нервный смешок и тихо выдыхает. Было очевидным, что мужчина говорил не о сегодняшнем звонке, когда несколько часов могли решить судьбу чужого сна. Он говорил про все то время, когда молчание сделалось для них чем-то в роде нормы. В былые времена, Кристофер никогда бы не допустил последних лет тугой тишины, нарушил бы ее первым. Как не вовремя подступило чувство сожаления о том, чего сделать не сумел.

Голос Илая, - такой знакомый и близкий - даже спустя все это время не ощущается чужим, хотя из него и пропало прежнее тепло, но это все еще он. И вопрос о том, случилось ли что-то, заставляет Кристофера вновь погрузится в тишину. Не в ту, что вызвана неловкостью или банальным незнанием, что сказать. Эта тишина камнем повисла на его шее. Он просто не может произнести это вслух и слова застревают в горле. 

О чем… поговорить?
- О чем угодно... - почти шепчет он и взгляд ловит тени в окне палаты, откуда он совсем недавно сбежал.

По ту сторону окна люди в синей униформе делали свою работу. Они перемещали еще не окоченевшее тело с больничной кровати, укрывали его простыней и готовили к отправке в сторону морозильных камер, где  веселый патологоанатом подтвердит причину смерти. "Все верно, - неосторожно подумал Крис, когда на его безымянном пальце блеснуло обручальное кольцо. - Теперь она - просто тело". Ему оставалось не так много до того момента, когда мысли вновь начнут глушить все голоса и звуки, но одно его спасало...

Его голова рушила массивные стены больницы и возводила на ее фоне образ лаборатории, в которой Илай трудился и ради чего учился все эти годы. Вот рядом с ним Марселин - в его воспоминаниях она всегда была чудесной и приветливой женщиной, так что и в его голове она улыбалась - пожалуй, лучшей пары для Илая он бы и не пожелал. "Я скучаю", - почти сорвалось с языка, но эти слова остались внутри, отразившись болью в его светлых глазах и эту боль он скроет под своими ресницами. Каждое озвученное другом слово приобретает форму. Прохлада Англии сменяется горячим воздухом принесенным прямиком из Австралии, где поют сойки и цветут калеаны. "У меня жар?"
Улицы города, на которых он провел свою юность, вырастали из неоткуда. Знакомые дома, парки, магазины, кафе, в которых они проводили время вместе. Старшая школа и университет оставляли особое послевкусие в его памяти. Пускай не все было гладко, - да оно и не могло быть - но спустя столько лет он понял, что каждое пережитое мгновение по-своему ценно, даже если было немного больно.

- Еще с университета, - Крис смешливо хмыкнул, стараясь удержать свое состояние на границе "я не знаю как дальше жить" и "я так рад услышать тебя". - Конечно помню. Не думал, что он столько проживет, - от мысли, что Илай был сбит на том отрезке, его пробил озноб. И пусть рассудок говорил, что ничего страшного не произошло, сердце встревоженно забилось. - Черт, я не знал, - он устало провел ладонью по лицу и трехдневная щетина шаркнула по коже. - Но с тобой все в порядке, да?

Воспоминания резко отступают, стоило только затронуть тему дочери и унять бурю в его душе становится все сложнее.

- Даже не вздумай назвать ее мелкой, - слабая улыбка коснулась его губ. Как бы горько не было, свою малышку он любил. - Если, конечно, не боишься выслушать от нее целую лекцию по этой теме. Дети в ее возрасте растут слишком быстро, я и не понял в какой момент она стала такой самостоятельной. Еще вчера она произносила первые слова, а сегодня "папа, уйди, я переодеваюсь!" - Его голос становится мягче. Кристофер рассеянно смотрит в одну точку, будто надеясь, что это каким-то образом сможет спасти его. - Знаешь, она иногда спрашивает о тебе, рисует эти милые семейные картинки, в подарок маме и папе. Дядя Илай всегда занимает почетное место в ее рисунках. - Он немного медлит, тратит несколько секунд на то, чтобы взять под контроль собственный голос. - Она скучает, хочет увидеть тебя.

"Как и я".

Он ни слова не говорит о том, как чувствует себя, пытается замять эту тему, прикрыть разговорами о чем угодно другой, хотя делает это отнюдь не специально. В какой-то момент он понимает, что снова слышит тишину, но звуки в этот раз не исчезли. И тишина заставляла его говорить.
Собственное имя звучит странно, Кристофер давно не слышал, как Илай зовет его. Он неторопливо пытается подняться и смотрит в сторону тропы, что вела к выходу с территории больницы. Он не может тут больше находиться. Идти куда угодно, только бы не оставаться здесь одному.
[icon]https://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2020/09/febf5dbebddc2690696a74f39af9f0f2.png[/icon]
- Можешь. Да, ты действительно можешь. - Покрасневшие глаза болезненно щипало, ему хотелось снова закрыть их и погрузиться в полную, безмятежную темноту. Хотя бы на пару часов. Просто отдохнуть от всего, чтобы набраться сил перед новым днем. - Я не думал, что... когда-нибудь буду говорить с тобой о таком, но... - снова тишина. Непродолжительная, но тяжелая, словно те слова, что он собирался произнести, могли окончательно выбить почву из-под его ног. - Я больше никого не могу попросить, - боль подбиралась все выше и медленно вонзала холодный коготь в грудь. - Илай, она... ушла. Лил ушла.

Он наивно улыбнулся собственным словам. Ушла - значит жива и, возможно, несколько разочарованна. Но все же жива. Лилли была для него особенной девушкой, пожалуй, как и Картер был для него особенным другом. Оба по-своему важны. И каждого он боится потерять. Пусть они исчезнут из его жизни, растеряют все контакты, но будут живы и счастливы. Где-то. С кем-то.

- Нет, - осторожно поправляет он сам себя и улыбка сильнее натягивается на его лице. - Не ушла. Она умерла. Умерла... - слушая ветер, что тихо шептал ему о чем-то неразборчиво, Кристофер оглянулся на отдалившееся от него массивное здание больницы. - Прости, что я к тебе с такими новостями, но мне показалось, что если я тебя не услышу, то... не знаю. - Неопределенно пожав плечами так. будто собеседник мог его видеть, он тяжело выдохнул. - Поэтому... если сможешь как-нибудь навестить нас... Пенелопа и я... мы будем счастливы.

"Но нужен ты мне сейчас... друг".

+6

5

Читать людей по их голосам у Илая получается из рук вон плохо. По лицам, впрочем, не лучше; он любит, когда все проговаривается словами, а гадать на кофейной гуще, пытаясь подметить какие-то детали и сделать из них выводы, ему кажется тратой времени. Кристоферу, некогда лучшему другу, в этом плане везет чуточку больше, чем другим — у него есть неоспоримое преимущество и приоритет, сложенные из всех тех лет, что они проводят вместе. Сейчас Илай даже не скажет точно, а сколько они знакомы. Когда-то ему казалось, что целую жизнь.

Кристофер говорит вещи, слышать которые не очень просто. Илай чувствует себя виноватым, стоит только услышать про дочь Уилсона; Пенелопа всегда шла и будет идти как-то отдельно от него и от них, от всех их размолвок и многогодичных молчаний, и Картеру казалось и кажется, что они никогда не впутают девочку в их собственные проблемы. Впрочем, ошибаются даже такие, как Илай — те, кто любит выверять каждое действие и отвечать за каждое слово.

— Я тоже скучаю, — говорит он. Интересно, что подумает Марселин; Илай говорит о малышке Пенни, а не о Кристофере, но слышит, как Марселин привстает, пересаживаясь на высоком барном стуле. Локти Илая так сильно упираются в подоконник, что, должно быть, оставят после себя вмятины.

Их с Марс конфликты касаются Кристофера лишь косвенно; она всегда была уверена в том, что свое прошлое Картер оставляет далеко в прошлом — да и он сам в этом уверен. Последний год, правда, вносит свои коррективы, и в те дни, когда Илай появляется дома к полуночи или не появляется вовсе, вопросы в голове Марселин все чаще трансформируются из «Где ты?» в «С кем ты?». Элайджа уверен, что если бы он поехал в это время в Англию, и поехал туда один, параноик внутри Марселин, которого обычно она держит под контролем, сошел бы с ума.

— Ты же знаешь, что можешь говорить со мной обо всем, — Элайджа заполняет тишину, действительно имея в виду то, что говорит. Несмотря на то, что переступить через годы молчания не очень-то и просто, для некогда лучшего друга Илай может это сделать. — Что… ты имеешь в виду?

Илай, непривычно для себя самого, запинается. В голове роятся мысли, и каждая новая ничуть не лучше предыдущей.

Кристофер озвучивает его худшие опасения, и Элайджа застывает. За окном сходит темнота за время их разговора, и сейчас, пока он подбирает слова, над Лофти начинает заниматься рассвет.

— Крис… — он не знает, что лучше сказать. «Мне жаль»? «Как это вышло»? Ему кажется, что любой из вариантов прозвучит недостаточно искренне и совсем не так, как нужно сейчас Кристоферу. Опыта подобных разговоров у Элайджи немного, но ни один из них не сравнится с этим; есть абсолютно гигантская разница между соболезнованиями для коллеги, которого видишь второй раз в жизни, и некогда лучшим другом. — Послушай, — Илай в который раз за утро накрывает глаза ладонью и наблюдает темноту, словно она ему поможет. — Я не знаю, что говорят в таких случаях. Я не… Боже мой, извини.

Илай не помнит, когда вообще последний раз запинался в разговорах. Он даже не слышит, как к нему подходит Марселин, и оборачивается резко, когда она кладет ладонь ему на плечо. Она, наверное, знала бы, что сказать. Она — человек куда более симпатизирующий и умеющий сочувствовать. Илай же — сухарь, последние годы вымачиваемый в алкоголе, —  теперь не может связать и двух слов.

— Ты ведь не один там, правда? Пенни в порядке? Расскажи мне, что случилось, если хочешь и можешь, я здесь и я выслушаю, поэтому если тебе будет проще, то говори. — Он не знает, как Кристоферу будет проще. На их совместном счету совсем мало плохих моментов, а по-настоящему тяжелых нет и вовсе — не считая, наверное, переезда Кристофера в Англию много лет назад.

Но Илай умеет слушать. Прямо сейчас Уилсон снова оказывается в числе тех исключений, тех людей, которых Илаю слушать еще и важно — несмотря на тишину прежде. Словно переключается какой-то тумблер, одновременно подтирая все огрехи прошлого. Правда, Картер абсолютно уверен в том, что разговор по телефону и личная беседа — вещи совсем в данном случае не сравнимые.

— Я постараюсь приехать как можно скорее. Утрясу с утра рабочие дела и возьму билеты. Ты живешь все там же? Или уже успел переехать? Сбрось мне адрес, если он изменился, — внутри борется неловкость с сочувствием, и спроси Илая, что он ощущает — он даже не сможет подобрать нужных слов. — Обещай мне, что будешь держаться, и что дождешься меня. Давай, Крис, будь сильным ради меня и Пенни. Я верю, что ты сможешь, я верю в тебя.

Элайджа долго смотрит в окно после того, как заканчивается разговор. Рассвет все еще подступает к городу, а ему кажется, что проходит уже несколько часов.

— Марселин? — спрашивает Картер. Марселин не уходит с кухни, словно знает, что он еще обратится к ней. — Сможешь отпроситься с работы на какое-то время?

Она обещает, что постарается. Он же, вопреки ее просьбам и увещеваниям, плещет себе в стакан ром, стойт ей только подняться по лестнице в их спальню.
● ● ●
Быстро уладить дела на работе у него не получается. Картер предлагает Марселин поехать вперед одной, чтобы побыть там с Пенелопой и Крисом, пока он ругается, выясняет отношения, строит всех и даже прибегает к связям в виде отца.

«Извини, Крис, мне нужен будет еще один день», — он пишет короткую смс, но один день превращается в три, а после в пять, и в момент, когда они с женой наконец стоят в аэропорту Аделаиды, Элайдже кажется, что он уже опоздал. Так же, как опаздывает с воскрешением дружбы с Кристофером; все эти дни, когда у него выдаются перерывы, он только и может, что думает о прошлом и о том, как все оборачивается — и если тогда, в молодости, ему казалось, что он самый правильный и разумный, то сейчас его изнутри буквально выжирает вина за свои поступки, за собственную глупость и гордость, которые множество раз не давали ему написать самое простое сообщение. Которое, возможно, изменило бы для них все.

— Мы вылетаем через час, — отзванивается он Кристоферу. За прошедшие несколько дней они созваниются чаще, чем за последние несколько лет. Ненадолго, порой всего на пару минут, но Элайдже хватает этого, чтобы удостовериться, что с Уилсоном все более-менее в норме, раз он в состоянии хотя бы поднять трубку.

В Лондоне погода похожа на настроение Картера — пасмурная и близкая к дождю. Они с Марселин берут авто, оплачивая прокат сразу на неделю, не зная, на сколько останутся здесь, но о каком сроке бы ни попросил Кристофер, Илай согласится.

Волнуешься? — спрашивает Марселин, как только они выезжают на М25. Илай открывает свое окно нараспашку, по привычке упирается локтем в дверь и подставляет ладонь под ветер.

Он качает головой; волнение — это совсем не то слово, которое бы он мог применить в этот день и в этот час. Другие же ему не нравятся, но признавать свое состояние — привычка, которой он учится еще очень давно.

— Мне страшно, Марси. Мне страшно.

Отредактировано Elijah Carter (2020-09-21 20:54:31)

Подпись автора

спасибо, тони

+6

6

Малышка Пенелопа тихо посапывала в своем сне, так и не сумев пересилить собственные силы и дождаться своих "дядюшку Илая" и тетушку Марселин", чей приезд всегда ассоциировался у ребенка с праздником. Даже в этот раз, когда не было ни единого повода для радости, девочка весь день казалась взволнованной, словно заведенный волчок она пыталась занять себя чем угодно, чтобы хоть немного ускорить время.
[icon]https://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2020/09/febf5dbebddc2690696a74f39af9f0f2.png[/icon]
Кристофер чувствовал, как ее пальцы ослабили хватку на его свитере и наблюдал, как золотистые ресницы встревоженно подрагивают, пряча от него хрупкие детские сны. Теперь она от него не отходила и все чаще они засыпали вместе, в пустой гостиной на диване, что не был предназначен для сна. И пусть педагог в нем говорил, что он не должен поощрять ее страхи, отец, да и просто человек, считал, что ей, как и ему самому, нужно это время, что они проводят вместе за просмотром дурацких сериалов, не вызывающие более улыбки. А позже, вот так, увидеть малышку спящей и попытаться уберечь ее хотя бы от ночных кошмаров. Может и она спасала его в те короткие моменты, когда он сам проваливался в темноту, оставаясь наедине со своей тишиной.

Часы подсказывали, что его желанные гости уже должны были приземлиться, а значит времени до встречи оставалось совсем немного. Видимо чувство того, что одна вещь из списка самых страшных уже произошла в его жизни, притупило беспокойство от приближающейся встречи. Или оно просто затаилось, чтобы прорваться в самый неподходящий момент? Кристофер старался об этом не думать и аккуратно поднявшись с просиженного дивана, он отнес дочку в ее комнату, оставив в ней включенным  ночник, от которого по стенам поплыли уменьшенные копии галактик и туманностей с россыпью звезд. Изломанный Млечный Путь выскользнул из угла, приобретая свои первоначальные формы и безразличным, холодным огоньком подсветил веселые детские рисунки. Здесь и улыбчивое Солнце, и коварный Сатурн, и соседский кот по кличке "Цербер", и мама с папой. Мама и папа не всегда улыбаются и не всегда обнимают друг друга так, как это видят детские глаза. И все же, если Пенни видела их жизнь именно такой, как на своих картинках, возможно, что они были действительно хорошей семьей. Были.

Убедившись в том, что малышка крепко спит, Кристофер тихо выходит и прикрывает за собой дверь. В собственную спальню он не заходил больше недели, как и в этот раз, он будто безразлично проходит мимо. Там, за дверью, все еще жили воспоминания о ней. И лучше их пока не тревожить. Пусть все останется на своих местах до поры до времени.

Спустившись вниз он с опаской вновь смотрит на время , и уже на кухне отпивает немного виски из тех запасов, что у него остались после того дня, когда ближайшее окружение выстроилось в очередь для того, чтобы выразить ему свои глубочайшие сопереживания. Если бы Илай мог быть рядом с ними в тот день, сумел бы он найти нужные слова? Скорее всего нет, их первый разговор дал это понять, но разве слова ему были нужны? Он ждал знакомого взгляда, который без слов даст понять, что все будет хорошо, скучал по тому теплу, которым старый друг умудрялся окружать его, даже будучи на расстоянии. Все это было ценнее любых слов и советов по посещению лучших психологов в городе.

Скудное содержимое бутылки ему не поможет, он это понимает, когда в стакан вновь наполняется напитком цвета карамели и потому останавливается. Как много бы он не выпил, как сильно не сумел бы отравить свой рассудок и изуродовать собственное восприятие реальности, это не прогонит боль. Он только сильнее начнет цепляться за собственные иллюзии, как за соломинку и уничтожит сам себя. И это не было бы большой проблемой, если бы он не боялся утянуть за собой на дно тех, кто был ему дорог.

Пока в раковину выливались остатки крепких напитков, а кухня наполнялась терпким запахом алкоголя, мужчина то и дело всматривался в темное окно. Свет уличных фонарей освещал пустую улицу и однотипные дома соседей, что прижимались друг к другу. Он не нервничает, но тревожно отсчитывает секунды. Сколько еще осталось? Что он должен сказать, когда увидит их? Как себя вести? Эти вопросы внезапно обретали смысл в его голове, хотя раньше он никогда ими не задавался, особенно по отношению к Илаю. Они были слишком хорошо знакомы, слишком много знали друг о друге и любая попытка уйти от вопроса или укрыться за удобными словами, с самого начала были обречены на провал. Нельзя укрыть правду от того, кто знает о тебе все и даже больше. «Все станет ясно когда я увижу его», - думал Кристофер, отправляя очередную бутылку в раковину. Они оба поймут, если между ними все изменилось безвозвратно. Как всегда понимали. «Может он изменился? Стал… другим».

Чужим.

Усталость навалилась на его плечи, заставив мужчину невольно осунуться, но сон никак не подступал. Сохранив пару неоткрытых бутылок, Кристофер выходит на улицу и устало рассматривает влажную от дождя дорогу. Луна выглядывала из-за широких спин домов, прохладный воздух наполнял легкие и прочищал голову. «Все будет хорошо», - убеждал себя мужчина, чья уверенность пошатнулась от вида приближающейся машины. Все соседи давно разбрелись по домам, досматривают свои вечерние шоу и гасят в комнатах свет. Стоя на террасе он ждал, что m 25 проедет мимо, но тот медленно остановился перед его домом и в один момент вся тревога спала с мужских плеч.

Он подождал, пока две знакомые фигуры выйдут из салона и сам неторопливо спустился. Именно сейчас. Когда, казалось, что все его опасения должны начать бить тревогу, его переполняло чувство благодарности к этим людям, что сумели в своем плотном графике найти место для него, ведь до самого последнего момента он по-настоящему не верил, что увидит их. Даже когда регулярные звонки Илая стали маленькой нормой за последнюю неделю.

- Вы не представляете, насколько я рад вас видеть, - он мягко улыбнулся, когда сумел ближе рассмотреть Марселин – все та же красавица, какой он ее и запомнил – на Илая он взглянул чуть более осторожно. – Сразу нашли дорогу? Тут легко заблудиться, все дома на одно лицо

Когда-то он уже говорил это, но сейчас не мог об этом вспомнить. Еще в самый первый раз, когда Элайджа в первый раз приехал к нему. Навигатор, конечно, доставит тебя в любое место, даже если друзья давно забыли дорогу к его дому, но рассеянность вызванная последними событиями, и усталость, иногда путали мысли в его голове. 

- Спасибо, что приехали, я… - не зная куда деть собственные руки, он просто скрестил их на груди, словно холод пробрался под его одежду, и вновь посмотрел на Илая. Он не мог сказать, что боялся не увидеть его, как не мог сказать многое другое, но взгляд его был переполнен теплотой, что умудрялась пробиваться даже сквозь невыносимую усталость. – Счастлив, что вы,ты»- здесь. Пенелопа немного не дождалась вас, попробуем сильно не шуметь? Идемте, - с улыбкой он кивнул в сторону дома, приглашая друзей войти. - Нужно с чем-нибудь помочь?

+4

7

Правила, которыми Илай окружает себя всю жизнь, рушатся буквально на глазах. Воздух вокруг них сырой, вечерний туман подбирается к городу вплотную; Картер запахивает легкое пальто, которое, к счастью, догадывается взять с собой, и обходит авто, чтобы приобнять Марселин. Она, пожалуй, его единственный якорь здесь и сейчас — то немногое, что не позволит ему уйти к самому дну.

Долгие годы ему кажется, что чем дольше не видишь человека — тем становится проще. Кристофер Уилсон был отличным примером этому правилу, и с каждым месяцем, с каждой новой несостоявшейся встречей и правда становилось легче; воспоминания медленно блекли, теряли свою значимость и место в его памяти, а с течением времени и вовсе пропадали, заменяясь другими, более новым и, возможно, более нужными. Все шло своим чередом, и иногда — впрочем, крайне редко, — Илаю казалось, что Кристофер остается далеко, далеко в прошлом.

Сейчас, когда он стоит перед ним, ссутулившийся под весом горя на его плечах, в обычной домашней одежде, бросая на Илая осторожные, нерешительные взгляды, все правила жизни Элайджи Картера летят к чертям.

— Все в порядке, я помнил дорогу, — он отпускает Марселин, чтобы вытащить из багажника дорожную сумку и чемодан, с которым его жена обычно разъезжает по своим командировкам. Много вещей они не берут, хотя и не знают, на сколько именно останутся здесь; ему удается выбить на работе несколько выходных, в которые его точно никто не будет беспокоить, но все же он надеется, что обратно он поедет сам, а не по срочному вызову кого-то из Австралии. — Здесь ничего не меняется, да? Все те же дороги, все те же дома.

«Все тот же ты», — думает Илай, улыбаясь мысли краешком губ.

— Не благодари, — он качает головой, поднимаясь по ступенькам к Кристоферу. Элайджа опускает руку ему на плечо, едва заметно сжимает его, все еще оставаясь на приличном расстоянии. — Это меньшее, что мы могли сделать, и извини, что получилось прилететь только так… поздно.

По правде говоря, Илай жалеет о позднем визите и одновременно радуется ему — он совсем не уверен, что хотел бы присутствовать на самой церемонии прощания, и за это проявление эгоизма все еще себя винит. Совсем немного.

— Никакого шума, обещаю. Завтра с утра, значит, Пенни наконец увидит своего дядюшку? Надеюсь, она обрадуется. И не испугается моей бороды, — он улыбается. — Если не затруднит, можешь взять вещи? Заодно покажешь, куда идти.

Дом, как и дорога до него, кажется Илаю не сильно изменившимся. В нем все так же уютно, несмотря на то, что в такой час он тих и чуточку грустен; Картер буквально физически чувствует эту тишину, вспарываемую разве что шорохом их шагов по полу и тихими фразами, которые, даже произнесенные шепотом, кажутся ужасно громкими.

Марселин тянет его за рукав, и Илай останавливается в коридоре, коротко кивая идущему впереди Кристоферу, чтобы не ждал — он понимает, в какую именно комнату для гостей тот направляется, и сможет его потом найти.

Ты как?

Илай шумно выдыхает, словно вопрос застает его врасплох. Отвечать ему не очень хочется — он не знает, что именно сказать, и как сказать так, чтобы не породить новые и новые вопросы. Его состояние не сильно понятно ему самому: здесь добротный, тяжелый микс из усталости от дороги, из вины за прошлое, из горя по поводу утраты и из сожалений об утерянных возможностях. Где-то сбоку, с самого края, брезжит тихая радость от встречи со старым другом. Он старается цепляться именно за этот крохотный кусочек, старательно перебиваемый всем остальным.

— Нормально, — он отводит непослушную прядку с ее лица за ухо, зная, что Марселин ничуть не удовлетворится этим ответом, но давать большее он сейчас не готов. — Думаю, завтра будет понятнее и лучше. Не знаю, чего ожидать от этой встречи.

Марселин, должно быть, не ждет ничего хорошего, но тщательно это скрывает; он видит грусть в ее глазах, и совсем не уверен, что она только из-за гибели Лилли.

— Марс, перестань, — крохотный укол злости заставляет его отвести от нее взгляд. — Не думай об этом, мы же уже столько раз говорили про Кристофера. Мы нужны ему сейчас. И ты тоже, правда. И не только ему, — он переводит взгляд на лестницу, которая, должно быть, ведет наверх к детской комнате. — Тебе бы отдохнуть сейчас. Хорошо? Я приду чуть позже.

Илай оставляет пальто и телефон в гостевой комнате и возвращается в гостиную, по пути расстегивая верхние пуговицы рубашки. Он чуть замедляется, замечая Кристофера, а после и вовсе останавливается, пытаясь понять, кому из них достанется привилегия начать разговор — а также то, стоит ли его начинать вообще.

Быть может, будет проще оставить все, как есть? Выразить соболезнования, приветствовать друг друга по утрам, пересказывать новости за кофе, купить Пенелопе несколько подарков и уехать обратно спустя три дня, не потратив на поездку ни нервов, ни эмоциональных сил? Звучит здорово. Вполне в духе Элайджи Картера.

— Я налью воды? — спрашивает он, зная, что ему вряд ли возразят. Илай проходит на кухню и на автомате включает настенный светильник, хмыкая и удивляясь, что, оказывается, что-то еще помнит. Даже без верхнего света кухня кажется знакомой; что-то меняется, появляются новые вещи и меняются местами старые, но он тянется к стаканам, и они стоят все там же, и наливает себе воды, привычным движением откидывая рычажок на кране с холодной водой.

Вся кухня, как отмечает Илай, пропитывается запахом алкоголя, который, видимо, не успевает выветриться к его приезду, и он не может обойти это стороной:

— Выпивал, не дождавшись меня? — он опирается на раковину и делает глоток. — Хотя, наверное, так даже лучше, иначе Марселин сожрала бы меня живьем. — Илай ловит на себе взгляд Кристофера, продолжая: — В последнее время все наши ссоры в основном из-за алкоголя. По ее мнению, я уделяю ему внимания куда больше, чем ей. Впрочем, не могу сказать, что она неправа.

Стакан он осушает в три больших глотка.

— Не обращай внимания, если я начну нести полную чушь — мы летели пятнадцать часов, я уговорил Марс идти отдыхать, но сам пока вряд ли усну, — стакан с тихим стуком отправляется на стойку для посуды. — Ты сам не устал? Мы вполне можем отложить все на завтра.

Он не знает, что именно подразумевает под этим «все», и дает Кристоферу думать об этом слове то, что он захочет. Возможно, зря.

Между ним и Уилсоном несколько шагов, и Илай сокращает это расстояние. Его пальцы, холодные после стакана с водой, снова оказываются у Кристофера на плече, чуть позже — на шее, и он впервые за вечер (за год? за два?) обнимает друга, зная, что это ему сейчас нужнее слов.

— Можешь рассказать мне, — тихо говорит он, выдыхая шумно рядом с виском Уилсона. В нем самом пусто и заполнено одновременно, но пустая безжизненность за последние годы начинает нравиться ему куда больше вороха эмоций. — Все, что захочется. Я здесь, и ты знаешь, что я буду слушать.

Подпись автора

спасибо, тони

+2


Вы здесь » Golden Hour­­­ » Заброшенные » unsteady


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно