Currents swept you out again and you were just gone and gone, gone and gone...
Выдержка никогда не была в числе его достоинств; их было много — слишком даже, чтобы я не распылялась изредка мысленно искренним сожалением о том, что гублю такого хорошего мальчика. Но я и сама никого особой сдержанностью не страдала, привыкши брать (а не получать) от жизни всё, и хороший, приятный, послушный, вежливый и крайне терпеливый — везде, кроме постели — Гриша входил в этот список.
Я откинула сигарету прочь — она падала целую вечность, точка огонька в вечерних зорях. Сделала еще один глоток шампанского — пузырьки весело ласкали нёбо, но я не чувствовала ничего; отставила стакан — он неприятно оцарапал тишину стеклом по бетону, потом обняла себя за плечи. Словно замерзла — то ли от холода в его голубых глазах (мне подумалось вдруг, что они выцвели за время, потеряли где-то в годах свой оттенок безоблачного июньского неба, превратившись в арктический лёд), то ли в его словах. Они были, конечно, неправдивы, но об этом, конечно, знала (и буду знать) только я. Что мешало мне переступить через гордость с той же легкостью, с которой я наплевательски относилась ко всем остальным принципам? Гордость была женской и, как и положено, невероятно упрямой — убедить её я не смогла, пришлось лишь подчиниться. Поэтому на его слова я улыбаюсь, пусть и скупо, больше полоснув его поднятым уголком губы (вместо белого флага раскаяния, которого, он, видимо, ожидал). Это тоже было моей привычкой, и тоже вредной — обманывать чужие ожидания.
Но я помнила. Я всё, конечно, помнила.
Этот факт на короткое мгновение проскальзывает в моих глазах, и я закидываю голову в лживом беззвучном смехе.
— Намекаешь на мой возраст?, — рука соскользнула с голого плеча, чтобы снова сомкнуться пальцами на тонкой ножке фужера. Еще один глоток, прежде чем снова посмотреть на него, в этот раз — с полной серьезностью во взгляде. — Разве что-то изменится, скажи я, что всё было вовсе нет? Я знала, что нет, и Гриша знал это тоже; хоть в чём-то мы были согласны.
— Ты всё ещё куришь?, — спрашиваю, ради прошлых добрых чувств сдержав усмешку на его молчание, и тянусь за очередной сигаретой в расшитую бисером сумочку. Потому что это я тоже о нём помню, как и сотни — нет, тысячи! — других мелких его привычек, следы которых я всё искала и ожидала от других мужчин в моей жизни, каждый раз как будто удивляясь, что они не были им.
Я иногда мечтала, что Гриша выжил — чудом, не иначе! — и приехал ко мне, в Париж. На его, залитых солнцем, улицах, я то и дело, казалось, видела его тень — постоянно от меня ускользающую. Но сейчас он таки стоит передо мной, а кажется — только его тень. Выгляжу ли я для него так же лишь тенью себя прошлой? Я поискала взглядом его глаза, в желании увидеть в них хоть далекий отголосок того огня обожания, который раньше горел днём и ночью; ответом мне была лишь равнодушная синева оттенка некогда родной Невы.
Качнув головой, словно в отрицании — то ли непрошенной ностальгии, то ли намеренного холода в глазах Гриши, я снова обращаюсь к нему: — Voulez-vous parler du passé?1
___________________________________
1Хочешь поговорить о прошлом? (фр.)
[nick]Vera Alexandroff[/nick][status]в смерти любить[/status][icon]https://i.imgur.com/c1aJ6EG.png[/icon][lz]<div class="lzname"><a href="">Вера Александроф, 25 [182]</a></div> <div class="lzinfo">Дитя, привыкшее играть, и взором нежных глаз, и лаской поцелуя.</div>[/lz][sign]Вскинула ресницы и стою
— ЧТО, СВЕТЛА?
Не скажу, что выпита дотла.[/sign]
Отредактировано Emma Rittenhouse (2022-02-15 23:43:02)
- Подпись автора
«Она — злое, насмешливое создание!» — подумал Обломов,
любуясь против воли каждым её движением.
14650 
000 
