Монохромный мир окружил пронзительной тоской и каким-то до примитивного безосновательным чувством страха.

Чёрный, колкий песок простирался до самого горизонта по правую и левую стороны, охватывая сушу скрипучим обручем. Песчаной могилой для выброшенных — подозрительно далеко от воды — белесых рыб с проглядывающими, тёмными от гниения внутренностями. Запахи смерти и разложения мешались с солью и холодным воздухом, окутывая мрачной тревогой.

Ничего вокруг не выглядело настоящим.
Чернь песка глубже обсидиана, темнее ночного неба где-то в глубинке.
Рыбный след простирался на метры вперёд, словно невиданно огромная волна выбросила их всех на берег.
Корни деревьев слепыми червями вились над пляжем.
Лес начинался так резко от пляжа, словно некий гигант разом засыпал всё песком.
Гигант, потому что даже намёка на цивилизацию и автоматику нет.
Само это место кажется… нечеловеческим. Неправильным.
Инородным.

Ричард всегда считал себя человеком стойким, рассудительным и трезвомыслящим, но сейчас смятение довлело над всем остальным, оказывая парализующее действие. Он молча посмотрел на Аннабель: взъерошенная после воды, не менее растерянная, в своём гидрокостюме она выглядела невероятно чужеродно в этом крае. В сравнении с ней остальной мир оставался поразительно бледным: холодное, серо-синее море, гнетущие своей тяжестью облака, и даже лес не радовал яркой зеленью.

Ричард привык планировать всё наперёд. И он представить не мог, что желание поплавать зимой с дюгонями приведёт его в это место.

Аннабель — одна из тех знакомых, начало отношений с которой положила благотворительность. Один международный фонд, одна поездка в Англию и одно забавное совпадение. Казалось, что такого: посмотреть чуть пристальнее ответ, говорить голосом чуть ниже, чуть загадочнее усмехнуться. Приятное времяпрепровождение на двоих, что должно было остаться в стране туманов навсегда, но почему-то улетело вместе с ним на другую часть планеты.

Встречи с Аннабель наполнены… адреналином. Почти позабытые ощущения физического риска, наполняли неожиданной энергией. Это, пожалуй, одно из самых странных его знакомств. Ричарду нравились странности.

Приятные странности, а не те, что сейчас окружали их обоих.

Ричард помнил, как они огибали водоросли, услышав пронзительный свист дюгони, как темнота внезапно настигла его, затуманив зрение, а после — резкий, колкий до судорог холод северного моря, от неожиданного перехода в который дыхание сдавило. Вокруг ни водорослей, ни ни ракушек, ни рыб, ни мелких тварей — непривычно пустая вода.

Вынырнули они не у берегов Австралии.

Где-то там осталась его машина с их вещами, а у них только гидрокостюмы, акваланги, маски и фонарики. У него подводный нож, у неё — фотоаппарат. Не самые удобные вещи для путешествий по незнакомым, неприятным местам, от запаха которых уже кружится голова.

— Как думаешь, куда мы попали? — сухо, стараясь справиться с мрачной тревогой, поинтересовался Ричард, поведя плечами. Акваланг бросать не хотелось, но он слишком сильно отягощал на суше. Возможно, им просто стоило вернуться и попытаться найти в этой воде тот же вход, что станет для них выходом?

От этих мыслей отвлёк далёкий звук. Глухой и какой-то монотонный, он доносился прямо из леса, навевая мысли об аборигенах. Люди — это всегда знания, но ознакомишься с историей, в том числе современной, Индонезии, и понимаешь, что эти знания иногда посмертные. Впрочем, выбор у них всё равно небольшой: или куда-то идти, или плавать в ледяной толще воды, надеясь найти ту самую черноту раньше, чем холод скуёт конечности, обездвижив до смерти.

Позитивное мышление.

— Пойдём, посмотрим, что там, — Ричард сбросил ласты, маску и акваланг, решив, что вернуться за ними потом будет проще, нежели таскать всё это с собой. Путешествие по лесу без обуви затея самая отвратная, но в ластах так легко запнуться об какую-нибудь корягу. Протянув руку Аннабель, он направился в сторону леса, мрачно заметив. — Будь готова.

К чему — уточнять не стал. Если бы он знал.

...если бы он знал — с места бы не сдвинулся.

Мрачный перестук становился всё громче, сливаясь в одном ритме с биением сердца: казалось, когда от волнения оно забилось сильнее, барабаны ускорили свой ритм, создавая невероятную в своей первобытной дикости мелодию, которому вскоре стало вторить пение на неизвестном языке. Очевидно, что они шли на какой-то ритуал местного племени, но остановиться Ричард уже не мог — душа внутри замирала и одновременно толкала вперёд, в объятия неизвестной древности.

Лес спокойно пропускал их, не цепляя крючковатыми ветвями, не атакуя насекомыми, не подставляя коварно корни под ноги, смыкался за их спинами темнотой. И наконец расступился, открыв жуткое зрелище.

Казалось, мелодия погрузила в своего рода транс, из которого выбил самый омерзительны запах, пришедший на смену тухлости рыбы: смешения немытых тел, болотистой гнили и тошнотворная сладость подвешенных на деревьев трупов обдавали немыслимым зловонием, и слабость прошлась от горла к желудку. Десятки обнажённых, грязных людей плясали в огненных всполохах между этими телами вокруг странного столба, запевая свою заунывную мелодию, которая становилась всё громче и всё яростнее с каждым мгновением, пробирая до внутренней дрожи.

И, несмотря на весь ужас, эта истовая пляска завораживала своей нечеловечностью.

Ричард молча и едва заметно кивнул, не до конца уверенный на самом деле или только в своих мыслях. Сотрясающиеся в в дикой вакханалии люди навели бы любого на мысли о культе и какой-то неизвестной, но определённого языческой религии, берущей свои корни во временах до нашей эры. Отсветы от пламени ласкали смуглую и чёрную кожу дикарей, в лицах которых не угадывалось чего-то человеческого или хотя бы осмысленного, но быть может неожиданно густые для дневного времени сумерки бросали слишком глубокие тени на их лицах.

Невообразимый в своей омерзительности танец зачаровывал своей разнузданностью, той дикостью, в которой ощущалась безграничная свобода. Не та, что обещана им демократией, но полнейший, ничем не ограниченный хаос.

Концепция чего-то возвышенного и божественного с самого детства вызывала у Ричарда скептицизм, а вот опасности религиозного фанатизма он никогда не отрицал. Даже в религии “мира и прощения” подобные личности вызывали здоровые опасения, а иногда приносили за собой страх и смерть; местные культисты, судя по причудливо развешенным трупам, уважения к жизни если и испытывали, то точно не к чужой. В целом, предложение уйти отсюда подальше — самое разумное за последние полчаса.

Каким-то образом весь путь он ощущал, куда им необходимо вернуться, но едва они собрались сдвинуться с места, это наитие исчезло.

Взгляд скользнул к испуганной Аннабель и тут же обратно под глухой хруст иссохшей ветки. Гипнотическая расслабленность спала от взвившегося страха, а сердце сбилось с ритма языческой мелодии, холодом ухнув вниз. По счастью треск утонул в водовороте звуков, не тревожа исступленной дикости ритуала, но позволив наконец очнуться и собраться с мыслями, первая из которых оказалась самой простой: бежать.

Всё также молча, стараясь не испытывать судьбу, Ричард крепче сжал чужую ладонь в своей руке, собираясь покинуть этот лес и и этот культ, решив вернуться к морю — по какой-то причине он вновь чувствовал, в какую им сторону необходимо идти, и сейчас явно не время обдумывать эти “перебои”. Возможно, по той же причине осознал, где именно им повезло оказаться — в Зоне, таинственном скоплении миров и/или локаций, образование которых не имело какого-то смысла. По крайней мере, логически объяснить своё появление в фантазиях шизофреника не получалось.

Ричард уже собрался отступить обратно в лес, спасаясь от кошмара этого места, как один за другим последовали два события.

Прежде чем он развернулся, мир перед глазами начал расплываться, теряя свою чёткость, и тем внезапнее загорелся вокруг него — почему он один? — огонь, отрезая любые пути к отступлению. Взревев жадным зверем, пламя потянулось к нему, и Ричард мгновенно отскочил назад, вырвавшись из своего видения и невольно потянув за собой Аннабель, ладонь которой до сих пор покоилась в его руке.

Барабанщик замер с поднятыми ладонями, пропустив очередной глухой удар — за ним остальные. Пение, казалось совершенно не зависящее по ритму от музыки, оборвалось так резко, что наступившая тишина ощущалась на каком-то физическом уровне. Мёртвая тишина — без слов, без музыки, без какого-то намёка на живую фауну.

Попытаться поговорить или бежать? Его политическая карьера склоняла к первому, воняющий гнилью труп совсем недалеко от головы призывал не просто бежать, а мчаться без оглядки пока не истощатся все ресурсы организма.

И, будучи рассудительным и здравомыслящим человеком, он развернулся и побежал в направлении своего предчувствия, не отпуская руки Аннабель. Вслед им полетели крики и ругательства, уже более знакомые: кажется, испанский, но с совершенно непонятным диалектом. Говоря честно, и незачем вслушиваться в то, что они говорили, важнее другое — голоса от них не отставали, приобретая всё более угрожающие оттенки.

Благо, что они оба занимались спортом и поддерживали свой организм, но лес — не прямые дороги, а отсутствие обуви с каждым метром усиливало колющую боль от впившегося в кожу мусора. Теперь лес к ним враждебен: выставлял свои корни под ноги, заставляя прыгать, цеплял острыми ветками, от которых с трудом спасал гладкий гидрокостюм, и с каждым мгновением воздух тяжелел, распространяя тошнотворное зловоние, оставаясь всё таким же безжизненным. Они спотыкались, поднимались, торопили друг друга, убегая от криков и мельтешащих отсветов факелов; в голове шумело от скорости, боли и безграничного ужаса близкой смерти, который придавал сил.

Они бежали явно не в сторону пляжа — слишком долго, но деревья постепенно расступались, воздух свежел, а возгласы аборигенов из яростных переросли во взволнованные. Наконец сумрак леса отступил, открывая огромные, величественные руины каких-то древних построек, большая часть которых скрыта за выщербленными временем стенами неизвестного города. Сломанные ворота высились дальше вправо, но на их спасение ближе — узкая дыра в стене, пробитая то ли людьми, то ли сдавшаяся под напором времени и погоды. Им удалось залезть внутрь: Ричард первый, а после помог Аннабель, в последний момент дёрнув её на себя, прежде чем культисты успели до неё добраться. Придержав Аннабель в своих объятиях, Ричард почти спросил, всё ли в порядке, но мелькавшие слишком близко факелы, и без того служили однозначным ответом. Поговорить они смогут и позже, главное — выжить до этой возможности.

И они вновь бежали: по широким улицам покрытых грязью руин, не разбирая толком дороги, продолжая следовать наитию, которое служило единственной для них подсказкой. По крайней мере, для него — Аннабель, наверно, считала, что они просто бегут наугад, но все объяснения также ждали. Пожалуй, этот город вызвал бы восторг у иного антрополога или археолога, но Ричард не видел ничего, кроме светло-серого камня, окружившего их.

На следующем повороте Ричард буквально влетел в кого-то, невольно отпустив Аннабель; оттолкнув неизвестного, он выхватил с пояса нож, выставив его вперёд раньше, чем присмотрелся к незнакомцу. Просто смешно — он ведь совсем не умеет им орудовать, да и создан этот нож для резки водорослей и сетей, а не людей.

— Отец?.. — растерянно выдохнул Ричард, узнав викария Кэссиди на долю раньше, чем располосовал ему грудь. — Как Вы?..

Неожиданно возгласы за спиной викария, именно в той стороне, куда вело предчувствие, оборвали мысль, возвращая к ужасам этого дня. Либо все культисты зашли через ворота, которые как раз могли находиться с этой стороны, либо разделились на группы, чтобы зажать их в угол. Впрочем, одно другого не исключало.

— Неважно, — бросив взволнованный взгляд на Аннабель и вновь обратившись к викарию, он твёрдо закончил: — Мы должны уходить — и срочно.

Лицо горело от быстрого бега, лёгкие — от сбившегося дыхания, а ноги от раздирающей боли. И несмотря на это придётся заставить себя бежать, пока они не спасутся. Или пока он не рухнет.

И тело, и разум горели. Один лишь адреналин удерживал на ногах, наверняка стёртых в кровь: позволять новые остановки невиданная роскошь, несовместимая с долгой и счастливой жизнью. Каждый шаг казался последним, но Ричард заставлял себя двигаться вперёд, даже не так: нестись почти что наравне с Аннабель и Итаном, разве что немного от них отставая, но как долго ещё он выдержит подобный темп?

Почему это происходило с ним?

Его наитие, призывающее идти в эту сторону, несколько раздвоилось: одно так и оставалось за спиной преподобного, а второе уводило чуть дальше и в сторону. Туда Ричард и побежал, потянув за собой Аннабель и надеясь, что Итан просто последует с ними, не особо разбираясь в причинах такого направления. Честно говоря, Ричард и сам не до конца понимал, как это работало, но и углубляться в вопрос некогда.

Подгоняемые криками и руганью, они добежали до витой решётки, огораживающей очередной дом странной архитектуры, и Аннабель дёрнула его за руку, вместо слов кивнув на поблескивающий золотом переход обратно. Домой. Накатило внезапным, таким сильным облегчением, что Ричард едва устоял на ногах, разжимая ладонь. Наконец-то он сможет вернуться и сбежать из этого места, и…

Аннабель оказалась у разлома раньше всех. Едва она растворилась в его сиянии, и портал закрылся, ярче вспыхнув на прощание.

Отчаяние накатило так сильно и так мощно, что отразилось на лице — в таком состоянии невозможно держать себя в руках. Переглянувшись с Итаном, Ричард лишь скривился от боли и вновь припустил вперёд, но уже медленнее, чем до этого: сиюминутная и недолгая радость ослабила накал адреналина, и остаток сил убывал стремительно. Неудивительно, что скоро они сделали новую, уже вынужденную остановку, стараясь отдышаться. С трудом удерживаясь на ногах из-за головокружения, Ричард вцепился в плечо преподобного и надсадно прокашлялся: лёгкие, казалось, всё ещё пытались бежать — подальше от культистов, этого места и собственного владельца.

Ни сил, ни дыхания на разговоры уже не хватало. Он просто кивнул, сам не понимая, что означал этот жест в данной ситуации. Согласен — опасно? Согласен — плохая идея? Конечно, согласен, но выбора у них всё равно нет: пытаться дать отпор ещё худший вариант. Хуже него только сдаться на радость какому-нибудь местному богу, которому поклонялись эти люди.

Когда Итан сделал шаг вперёд, Ричард отпустил его и сам выпрямился, ощущая себя бедной Русалочкой из сказки. Правда, она на боль пошла ради любви и по своей воле, он же наоборот просто желал поплавать в морских водах, наблюдая за подводной жизнью. Он не смотрел вниз, только куда-то вверх, где спасительно заканчивались ступени, над которыми возвышался огромный, чёрно-серый храм по строению напоминающий до нелепого широкий обелиск, одна из стен которого оказалась разрушенной, придавая единственному симметричному здесь зданию такую же неправильную форму.

Голоса позади становились всё громче, всё чётче и всё более угрожающими, наполняясь ликованием и одновременно, почему-то, страхом. Собрав последние силы, вновь подгоняемый слепым страхом за свою жизнь, Ричард припустил по ступеням, кривясь от каждого своего шага, но упорно продолжая едва ли не карабкаться вверх, скорее ощущая, как чей-то храм безразличной громадиной навис над ними. Такая же огромная подстать строению дверь (или ворота - правильнее? без разницы) оказалась приоткрыта достаточно, чтобы они с Итаном сумели проскользнуть внутрь. Ричард успел понять только две вещи: эта дверь была намного выше и шире их, уходя куда-то далеко вверх, а ещё у ней нет ни ручек, ни каких-то рычагов, за которые её можно будет открыть.

Голоса почти настигли их, и они с какой-то поразительной лёгкостью захлопнули дверь, навалившись на неё. С глухим щелчком все звуки мира неожиданно оказались отрезанными от них: и голоса культистов, и небольшой фоновый шум, который всегда присутствует в около природных местах. Их окутала безпроглядная тьма, настолько густая, что очертание собственных рук угадывалось с трудом.

Они отрезали к себе путь другим людям, но и себе от мира тоже.

После десятков секунд томительного ожидания стало очевидным, что к ним никто не пытался вломиться, или они просто не могли услышать за толстыми стенами. Вновь накатило облегчением: неужели они спаслись, неужели оторвались наконец? В это почти не верилось.

— Я… больше… не могу… — отойдя на шаг в сторону, Ричард со стоном сполз по стене и вытянул ноги. Даже смахнуть пот с глаз удалось с трудом: тело стало таким ватным и таким… болезненно отзывчивым одновременно. Горело всё: его лицо, его внутренности, и больше всего ноги, особенно пятки. Бегать каждый день по утрам под музыку у морского побережья определённо не то же самое, что убегать от кого-то, спасая свою жизнь, да ещё и без обуви.

Если из глубин черноты на них выползет какое-нибудь чудище, чтобы их сожрать, оно не встретит сопротивления.

В неестественной тишине раздались шаги: видимо, Итан пошёл наугад. И прежде чем уставший мозг осознал, что они вновь в бесконечной тьме, отрезанные от звуков и запахов, храм озарился светом. Один за другим с тихими щелчками загорались огни, расползаясь янтарным сиянием по стенам и делая храм всё ярче, и ярче, но оставляя зыбкий сумрак в углах. Что странно: ни на одной из стен нет светильников, они светились… изнутри, словно источники света находились где-то между тёмных стен, что казались такими чёрными, напоминая оникс, но он не должен просвечивать… Ричард не так хорошо разбирался в минералах и, говоря честно, сейчас не особо желал копаться в своих знаниях.

Ещё странность: зал изнутри не являлся квадратом, как можно подумать изначально. Храм скорее округлый, но вместо ровной линии несимметричные относительно другой стены сколы, и даже шириной каждая стена между сколами различалось. Ричард прикрыл глаза, всё ещё не восстановив дыхание: грудь ходила ходуном, и собственное истощённое тело сейчас волновало куда сильнее странностей местной архитектуры.

первый ярус
Первый этаж храма представляет из себя неправильный многоугольник, каждая стена которого разной ширины. Издалека они кажутся гладкими, тускло блестящими, но если встать впритык, заметны сколы и неровности угловатых форм: таких же несимметричных, как и всё вокруг.

Свет исходит не от каждой стены, его расположение не поддаётся логике математической, но образует смутно ощущаемый узор; яркая, овальная точка на таких стенах располагается на разных высотах, из-за чего храм и освещён не полностью, и от этих точек расходятся расплывчатые, такие же светящиеся линии, напоминающие вены. Оранжевая тусклость освещения не похожа ни на факельные отсветы, ни на лампы реального мира: есть в нём что-то тяжёлое и неприятное.

На ощупь стены ледяные, но в самом храме приятная прохлада, абсолютное отсутствие запахов и любых звуков, кроме тех, что могут издавать люди. И не только люди.

У каждой светящейся стены располагаются достаточно широкие выемки неясного назначения, а перед ними выступающая на пару сантиметров над полом прямоугольная табличка из чёрного минерала, не касающаяся стены. На одной из таких можно обнаружить пятна крови, которые не так просто сразу увидеть: настолько они потемнели от времени. Ни надписей, ни каких-либо предметов нет, чтобы распознать окончательно назначение этих мест.

Пол под ногами — расходящийся волнистыми линиями жёлто-бурый агат. Волны эти образуют определённый узор, который очень сложно определить, находясь так низко, но у некоторых линий можно заметить мелкую вязь из непонятных символов.

Сердце храма пронзает такая же чёрная, но скорее матовая винтовая лестница, уходящая к потолку. Ступени её узкие, но при этом высоко расположенные относительно друг друга — подъём наверх не дастся легко. Верхушка лестницы буквально упирается в округлый и такой же сколотый, как и стены потолок — остаётся только догадываться, есть там люк наверху или нет; судя по размерам здания снаружи и изнутри, этажей здесь должно быть несколько. Потолок привлекает и другим: яркие вкрапления белого на чёрном напоминают звёзды, что складываются во вполне знакомые человеку созвездия.

За лестницей храм расширяется, трапецоидно расходясь в стороны и образуя подобие пресвитерия, но без престола. Справа виднеется узкий, арочный проход, украшенный выступающей вязью символов и уводящий в непроглядную тьму. Всю неровность задней стены занимают выложенные сердоликом и сапфирином узоры, переплетающиеся между собой. В них угадываются нечто космическое, уводящее за пределы галактики, и одновременно чудовищные образы существ, никогда не существовавших в мире реальном и с трудом поддающихся описанию. Свет на этой стене исходит от самых камней без единого пятна-источника: он тусклый, как будто подрагивающий и оттого делающий изображение слишком реальным. Кажется, в этой картине заложена некая история, но как разгадать её?

дополнительно
× Аннабель выведена из эпизода.
× Очерёдность на следующий круг: ГМ -> Итан -> Ричард.
× Если Итан дойдёт до картины в конце зала (сделать это можно можно в любой момент, не обязательно на следующий круг), он может её коснуться. После этого необходимо выкинуть дайс на 1d20 (1 дайс с 20 гранями, вариант цифрового массива в теме)

Привалившись спинами с обратной стороны, им удается закрыть сие массивное сооружение от недружелюбных погонщиков. Ровно как и неожиданный спутник, Итан теряет остатки самообладания и сил, а потому так же беспомощно сползает по поверхности двери вниз к полу, жадно хватая ртом воздух, да обливаясь потом со лба. Просто отвратительный денек.

"Отлично выбрался за продуктами, придурок, десять из десяти", - ругает сам себя за неосмотрительность и неуместную заинтересованность в исследовании первых попавшихся разломов.

Что, если бы мистера Салливана здесь не оказалось? Он один бы боролся с безумным и пугающим миром вокруг? Аннабель повезло куда больше, нежели им, впрочем, завидовать викарий и не думал. Возможно, потому что до сих пор не осознал, в насколько жуткое место попал на сей раз.

Самое жуткое из всех, что были до и что будут после. Мир, собирающийся выпотрошить саму его душу. Но не прямо сейчас.

Сейчас Итан открывает глаза и пытается осмотреться. Долго не может понять взаправду ли то, что наблюдает пред собой, или просто ловит вспышки на темном фоне закрытых от усталости век. С трудом поднимается на ноги, движимый странным любопытством, который навязчиво и неестественно подталкивал к знакомству с храмом.

Делая несколько шагов, останавливается у ближайшей стены со "светлячком" внутри и прикладывает к незнакомому материалу руку. Холодно. Итан закрывает глаза и сглатывает, все равно ощущая сухость во рту. Он был новичком в использовании способностей и плохо представлял, как почувствовать то, что чувствовал до этого - огонь. Потому с некоторых пор решил дать себе как можно больше практики. Честно пытается выяснить природу света, думая, что их источники могут иметь нечто общее с огнем, но внезапно одергивает руку и распахивает глаза, словно ужаленный пчелой. Нет, ощущения молчали - никакого огня, но все же... Как-то странно. На секунду Итан подумал, что даже прикосновения - нечто смертельно опасное. Будто сами камни и свет - живое существо, пришедшее в движение.

Паранойя? Атмосфера и впрямь не настраивала на позитивное мышление, несмотря на всю свою завораживающую необычность. Было в том нечто космическое и неуловимо безумное.

- Мне показалось... - растерянно начинает Кэссиди, но тут же осекается, - Нет, ничего.

Делает шаг назад от стены, инстинктивно ту опасаясь, однако в действительности хотелось опасаться даже волнистого желтого агата под ногами. Одновременно с этим мысли наполняются желанием продолжать исследования - слишком уж все здесь экзотично и непонятно. Глаза разбегаются, но спустя полминуты замирают на том самом полу.

- Это же..! - что-то медленно, но верно затуманивало внутренний страх, заставляя восклицать восторженно при виде вязи, являющейся одновременно и символами неясного назначения.

Лингвист был бы рад. Ах, да, он же лингвист.
Система записи не похожа ни на что. Самую малость напоминала египетскую манеру росписи саркофагов заклинаниями. Занимательно. Итан не спешит присесть ради рассмотрения одного фрагмента - он все более жаден до знаний. Делает беспорядочные шаги, глядя под ноги, да надеясь понять структуру всех фрагментов с символами на полу помещения. Жаль, не осознает, что сие вряд ли возможно.

Внезапно мир потухает.
Итан не видит ни пола с вязью и волнами, ни сияния огоньков, что залили светом абсолютно все в ту же самую секунду.

Он видит Аделайду, как если бы был замершей в воздухе птицей или духом. Видит немое безумие в волнах света. Золотой. Золотой. Золотой. Как много света, но свет холодный. И почему он улыбается? Почему радуется, глядя на приближающуюся смерть города?

А почему бы и нет? Почему бы им просто не умереть и попасть в рай?

Ему больно смотреть на свет и не моргать, но он смотрит и плачет от огромного счастья за этих людей. За себя, способного наблюдать за чем-то прекрасным.

Почему бы всему просто не сгореть?

Сгореть. Это так привлекательно. Мотыльки плывут к яркому свету и сгорают. Итан вытягивает руку вперед, силясь дотянуться до ровного круга над ратушей, но было слишком далеко.

Ты мне веришь?

Верить и любить - то единственное, что Итан умел отлично. Однако сам Бог никогда не любил в ответ. Кажется, теперь он знает, почему именно.

Почему бы не бросить Бога в костер? Отпустить все, что приносило боль.

- Замечательно... - улыбает так широко, что уже болят скулы, бормоча тихо.

Хочется сказать заветное "да". Итан пытается сделать шаг вперед, приняв невидимую руку, но не может пошевелиться, сам не зная почему. Оборачивается, понимая, что другую руку так же держит нечто невидимое, тянущее одновременно назад.

Почему он не может сказать "да"?
Из-за кого-то еще?

Ричард держал чужую руку крепко, не отпуская, словно та якорь в ослепительном и гудящем мире, и только поэтому свет не унёс его вместе с тенями, разорванными на неосязаемые куски. Сейчас особенно остро только один Итан ощущался настоящим в зале слепленном из голубого огня, и за это ощущение хотелось цепляться — как за нечто живое, нечто правильное.

Нечто, что не позволяло разуму раствориться вместе с тьмой.

Гул сменился криком, наполненным раздирающей болью, и этот крик словно проникал под кожу, стремясь поделиться своей агонией. Руку дёрнуло вниз, вместе с этим вытягивая из странного наваждения, возвращая зрение. Итан рухнул на колени, бездумно и почти безумно шепча слова: очевидной аналогией на ум приходила молитва, но голос звучал скорее проклятием.

Липкий страх расползался от затылка к пояснице, холодя внутренности; один взгляд на нож позволил определить всю его бесполезность после столкновения в тенью. Рука разжалась, и через секунды бесполезное оружие зазвенело глухим ударом, но Ричард уже не обращал внимание, двумя руками помогая подняться Итану. “Вы в порядке” — такой очевидный, сам собой напрашивающийся и совершенно отупляющий вопрос.

Очевидно, никто из них не в порядке. Они ведь здесь, в этом странном месте, слишком далёком от их реальности. За эту мысль — за ирреальность происходящего — отчаянно хотелось цепляться, но не получалось. Всё вокруг утягивало стать частью этого мира, по-настоящему пытающегося их убить. И у них теперь даже оружия нет.

Итан едва стоял на ногах, и Ричард его поддерживал, оглядываясь по сторонам, ожидая, что на них нападут эти твари в любой момент, но те словно бы затаились, ожидая более подходящего момента. Как с ними бороться всё ещё неясно, но что ещё хуже — куда идти тоже непонятно. Пока единственный выход вёл обратно на улицы заброшенного города к обезумевшим культистам — эти хоть и люди, но альтернатива всё равно отвратительная.

Он нахмурился, возвращая внимание Итану — прочесть? Для него все эти знаки по-прежнему представляли абракадабру. Быть может потому, что он не позволил тени до себя коснуться, и не жалел.

— Я… — фраза потерялась где-то на пути, стоило Итану надломлено засмеяться — острое желание его ударить буквально вгрызалось в мысли. Ричард пытался взять себя в руки, собраться с мыслями, действовать разумно, но акценты сменились будто по щелчку. Взгляд — невольно жадно — впился в оставленный узор из шрамов, следов безжалостного пламени, поверх которых меткой ложился чужой знак.

Сегодня он уже видел пламя: ослепляющее, обжигающее, окружившее со всех сторон. Огонь будто проследовал.

Разочарование горечью осело на губах, когда Итан задёрнул футболку, не позволяя разглядеть лучше.

Ему не интересно, каково гореть заживо, ему интересно, каково гореть заживо другим.

И взгляд Итана ему очень понравился.

— Преподобный, — он пытался говорить мягко, но голос оставался всё таким же хриплым, чуть надсаженным. — Как бы иронично это не звучало, но иначе, чем “чертовщина”, происходящее не назовёшь. Я плавал, собираясь насладиться отдыхом, и вот снова я — убегаю от культистов по лесу и странному городу только для того, чтобы быть настигнутым тенями.

По мере того, как Ричард проговаривал вслух всё произошедшее, в нём тоже закипала злость: какого дьявола происходило здесь? И где это — здесь? И, самое паршивое, страх так и не отступал, продолжая насмешливо таиться за спиной. Слабость разжигала злость без всяких спичек.

— Думаю единственное, что нам точно стоит сделать — выбраться отсюда, — мрачно резюмировал он и аккуратно придержал руку Итана. — Вы можете идти?

Они прошли вглубь храма — дальше от двери, от культистов, но ближе к таящимся теням — не заглядывать в тёмные углы уже не получалось. Массивная лестница посреди зала пугала своими размерами и слишком высокими ступенями: едва ли у него получится осилить этот подъём. Разве что Итан сам сходит, но разделяться — паршивая идея из паршивых ужастиков.

На паршивый ужастик это не походило, скорее добротный, но от этого не легче.

— Что ещё Вы можете прочесть? — задумчиво поинтересовался Ричард и уже через несколько мгновений кивнул в сторону выхода, чёрный проём которого терялся среди стен. По крайней мере, та дверь может оказаться не единственным входом-выходом, на это очень хотелось надеяться. Кроме этой надежды ничего не оставалось.

Вместо того, чтобы направиться к ней, Ричард замер у каменного полотна, разглядывая диковинный рисунок, не увязывающийся в сознании с какими-то знакомыми, понятными образами, и потому пугающий. В строении поблескивающих камней угадывались чьи-то лики — те, с которыми встречаться не хотелось бы.

— Да, — задумчиво отозвался Ричард, разглядывая каменное, сине-оранжевое полотно, — тут явно многое отсылает к космосу. Получается, эти существа прилетели сюда из каких-то космических недр?

Кем бы ни были эти "великие", но воспринимать их как богов не получалось. Видимо, атеизм слишком в нём укоренился, но иначе как "существа" называть их не хотелось.

А на Земле ли они? Почему-то этот вопрос не приходил в голову: несмотря совершенно чуждую им архитектуру, природа, люди и даже камни казались вполне земными. Быть может здесь — где бы это “здесь” ни было — Земля тоже попала в часть этих космических завоеваний, про которые читал Итан, и люди вынуждено поклонялись существам, как богам. Или же эти существа прилетели до того, как люди основали какие-либо цивилизации, и поэтому остались такими же дикими.

Предполагать можно сколь угодно, но выбрать им это не поможет — а уйти отсюда стоило. Сейчас переход в постоянно меняющийся, кислотный мир казался куда безопасней прогулки внутри храма — там, по крайней мере, не нападали смутные тени, которым не страшно оружие. Дожидаться их возвращения явно отвратительная идея.

Впрочем, несмотря на всю не только абсурдность, но и ужас происходящего, любопытство разгоралось всё ярче: направленное не в сторону храма, но в адрес Итана. Они общались слишком редко и на слишком отвлечённые темы, чтобы знать друг о друге хоть что-то стоящее: викарий никогда не казался чрезмерно правильным и одухотворённо-верующим, но и темнота внутри него не ощущалась до этого момента.

И всё же лучше оставить это напоследок, сейчас приоритетнее другое.

— Могу сказать тоже самое, — Ричард невольно улыбнулся столь неожиданному проявлению заботы, хоть немного рассеивая мрачность их последних разговоров, — предпочту, чтобы Вы оказались дома в целости.

Лестница за спиной вызывала опасения своими размерами и одновременно отсутствием видимого выхода наверх, но ведь едва ли её строили просто так, как украшение? Одно очевидно точно — он не сможет туда подняться и спуститься, если ничего стоящего там не найдётся. Точнее, сумеет, но со столь сбитыми ногами это превратится в самую настоящую пытку.

— Хм. Думаю, это здравая идея: даже если там нет спуска на землю, может найтись что-то полезное, — Ричард опустил взгляд, сняв с пояса фонарь, про который едва не забыл, и попробовал его включить — бесполезно. Словно батарейки в одночасье сдохли, несмотря на то, что были куплены совсем недавно. На всякий случай несколько раз включив и выключив - щелчки в тишине раздавались особенно громко - он всё же сдался и поднял взгляд на Итана, тяжело вздохнув. — ... прекрасно.

Выкинув бесполезный фонарь к таком же бесполезному ножу на пол, Ричард развернулся к темнеющему проёму, сосредоточенно нахмурившись. Хоть и есть надежда, что где-то ещё найдётся выход, оставалась вероятность, что та массивная дверь наружу — единственная во всём храме. Возможно, безопаснее дождаться появления портала где-то в храме — он ведь должен появиться вновь? — но для этого всё же стоило его исследовать полностью.

— А я пойду дальше. Быть может там найдётся что-то полезное, — на губах вновь мелькнула улыбка, когда взгляд вернулся к Итану. — Я далеко не уйду, просто осмотрюсь. Не думаю, что нам стоит надолго разделяться… поэтому не задерживайтесь.

Задержав — дольше, чем требовалось — на Итане взгляд, Ричард развернулся и медленно, чуть прихрамывая, прошёл под аркой в темноту. В каждом движение напряжённость не только от саднящей боли, но и страха новой встречи с тенями, которым, кажется, не слишком понравились живые люди в этом месте. Может, поэтому культисты не пытались вломиться внутрь? Но разве храм построен не для того, чтобы люди поклонялись богам или богу? Странно это всё.

За проходом — новый зал, но уже меньших размеров. И пусть здесь темнее, эта темнота не абсолютна — огромный спиральный рисунок на полу освещал такие же неровные стены и алтари с амфорами на них. Прежде чем зайти внутрь, Ричард внимательно огляделся по сторонам, подмечая разномастные рычаги и рисунки из скоплений ярких точек над ними, похожих на звёзды.

И вновь космос.

Совсем не вовремя вспомнились фильмы об Индиане Джонсе, а конкретно - о храмах и ловушках внутри. Не наступит ли он случайно на какую-то плиту, не дёрнет ли не тот рычаг, оборвав свою жизнь самым неприглядным образом? Может, и те тени появились из-за того, что они куда-то не туда наступили или сказали какое-то запрещённое слово… кто знает, какую логику для себя выбрало это место!

Нервно зачесав волосы пальцами, пытаясь найти успокоение в привычных жестах, Ричард аккуратно пошёл вперёд, стараясь смотреть и под ноги, и вокруг, оглядываясь. Очевидно перед ним загадка, рычаги ведь не просто так стоят, но есть ли к ней какая-то подсказка? Внутри амфор оказалось не вино и не оливки, к сожалению, а что-то тёмное и на ощупь твёрдое. По крайней мере, на прах это тоже не похоже, скорее на песок, который они видели на берегу, только для чего он здесь? Часть какого-то ритуала? Если да, участвовать в нём бы не хотелось.

Зал, по счастью, совсем не реагировал на его перемещения. Вся суть здесь очевидно в рычагах, и вот с ними стоило ожидать неприятностей. Разглядывая узоры, Ричард лишь убедился в том, что на стенах изображены звёзды, но это немного ему дало. Астрономия — не его страсть. Ему нравился космос, нравилось читать про новые обнаруженные планеты или исследования старых, но учить созвездия? Какая глупость.

Возможно, стоило дождаться Итана. Кто знает, может его познания в Астрономии более глубокие.