Его не стоит даже просить ждать, ибо от необходимости разделиться оного охватывает чувство бесконечной тревоги. Разумеется, Итан не позволит себе уйти куда-либо без девушки. Не для этого он клялся обязательно выбраться вместе с Джорджи отсюда. Если умереть суждено, то исключительно вместе, как и все прочее, что они делали до финального рывка.
Их отношения, вероятно, никогда уже не станут прежними. Какие именно изменения ждут будет видно чуть позже, а пока...
Цепляясь за комья земли, он пытается выбраться из иного сектора ямы, где, как и ожидалось, сухо, а края провала не выглядели непокоряемой вершиной. Однако впечатление обманчиво, поскольку взобраться все никак не выходило. До этого скользкая грязь, а ныне рыхлая почва - ужасная насмешка в лицо от судьбы. Итан торопится и выбивается из сил, прекрасно представляя, через что проходит Джо в одиночестве.
Он уже почти хватается за выпирающий кусок каменной дороги, как чувствует, что ноги сползают вниз, в который раз спуская горе скалолаза на дно. Мышцы рук забились, а кислорода не хватает столь сильно, что периодически перед глазами возникает тьма. Хочется сдаться.
Но где-то неподалеку звучат несколько выстрелов, и Кэссиди впервые за все время прибывания в кошмарном мире грубо сквернословит вслух, а затем ударяет себя по щеке, приводя в чувство.
"Следи за словами", - восстанавливает самообладание викарий, которому грубый лексикон использовать стыдно.
Поднимается в последний раз и ползет наверх, медленно расставляя ноги там, где земля была чуть более твердая. И даже так он не выбрался бы, если бы кто-то не протянул руку, кою в условиях последней своей попытки тот принимает без раздумий. Будучи вытянутым на ровную дорогу, падает на дрожащих от перенапряжения руках и переворачивается на спину, жадно глотая ртом не воздух, но дым или то, что было вместо него.
Открывает глаза, в которых вновь затроилось, и видит над собой человека в противогазе. Того самого, что заметил и раньше, но не сумел рассмотреть поближе. Так он реален? Это не бред от угарного газа? Человек просто молчит и долго смотрит на медленно приходящего в себя Итана. Последний был бы и рад подскочить, да побежать за потерянной в ночи девушкой, но только сил на подобные рывки не сохранилось.
- Ты... - пытается сказать нечто цельное и разборчивое, но голова отказывалась работать.
Человек в противогазе же, заслышав речь, будто испугался, мгновенно развернувшись и заковыляв прочь. Приподнявшись на локтях, теперь Итан мог разглядеть в бледнокожем нечто пугающее: одна из рук наполовину оторвана, но гуманойд, казалось, совсем на это не обращал внимания.
"Джорджи."
На анализ чертовщины не было времени, как и на попытку уследить за исчезнувшей в тумане фигурой. Он поднимается медленно: сначала на четвереньки, а уже после на ноги, испытывая боль по всему телу от внезапных вынужденных физических нагрузок, накинутых поверх длительной пробежки по всему городу. Медленный шаг переходит в неспешный бег.
- Джо! - кричит, надеясь на ответ, - Джо! Ты меня слышишь?! - еще немного и он побежит прямо на чужой голос.
Сталкиваясь лицом к лицу, да ловя в объятья, Кэссиди никогда не думал, что сможет испытать такие чувства душевной легкости и подъема, какие испытал в одно это мгновение. Без Джорджи мир становится не столько угрожающим, сколько давящим, и груз с плеч спадает лишь будучи рядом.
- Нам нужно прятаться. - достаточно быстро прерывает желанную близость острым предчувствием дурного.
Шардик молчал слишком долго для того, кто преодолел весь город благодаря своей одержимости охотой. Итан не умел видеть будущее или прошлое, но его все время не покидало странное ощущение односторонней связи с медведем. Нет, с тем, что, к сожалению, внутри него.
Он не видит, не слышит и не может никак иначе почувствовать. И все же кое-что он чувствует, будто оное лежит прямо на ладони. Огонь.
Всегда перед носом, всегда на горизонте и искрами в воздухе. Мир пел какую-то симфонию, а Итан слушал, но не понимал что слышит, подобно тому, как человек не замечает порой собственное дыхание. Если на секунду закрыть глаза... Он извергает пламя, но пламени уже негде разгореться. Этому миру, как и зверю, не хватает кислорода. Даже жар умеет задыхаться.
Каждый шаг Итана в дыму будто бы такой, какой и нужен был. Он садит девушку за полуразрушенную стену в развалинах, некогда бывших домом, а сам замирает, как если бы периодически зависал. Случается так, что кто-то умеет особенно гнуть пальцы или шевелить ушами. Ему же ни один из трюков не был подвластен, а управление огнем воспринималось как нечто мышечное и рефлекторное. Причем мышцами, кои никогда в жизни не использовал.
Он близко, и он притаился. Его сердце работает от огня, который тот же и извергает. Итан хорошо чувствует биение раскаленного металла. Стоит лишь протянуть руку и сжать посильнее... Но сжимать и протягивать так и не научился. Все прочие разы, когда удавалось подчинить огонь - нервный тик, от которого и бровь сможет дергаться, но неосознанно.
Шардик притаился не скрытности ради, а потому что и сам с трудом передвигался. К несчастью, на подобную судьбу обречены все машины с раскаленным двигателем вместо живого сердца. Этот забрался слишком далеко от дома.
Итан хватает за руку сидящую напротив и ждет некоторое время. Затем поднимает и ведет туда, куда оная укажет, передвигаясь от укрытия к укрытию. Где-то рядом ходил Шардик. Его красные глаза изредка мигали во тьме, как если бы у оного садилась батарейка.
Они бы без труда прошли и дальше, ведомые шестыми чувствами, однако завывшая сирена так не считала. Ад за куполом готовился к новой порции бомб.
Джорджи не поймет, но Итан притянет ее на себя ровно в момент, когда медведь лапой случайно ударит по месту, где та стояла до этого. Шардик выглядит каким-то... Неуверенным. Отсутствие прямой видимости, неспособность услышать или почуять делают из символа страха спятившую игрушку, что бьется об стены, пускает огонь в случайные места и неистово ревет, не зная, где ее враг. Странно, но наблюдая его агонию, становится даже жалко.
Шардику пора заснуть.
Случайным образом тот наконец замечает стоящие на месте без сил фигуры и в очередной раз разевает пасть.
Его сердце пылает так сильно, что если прикоснуться, то оное разлетится на части.
Струя огня должна вырваться наружу, но вместо этого заполняет горло, тело и глаза, охватывая тварь целиком. Мех, покрывающий корпус, полностью сгорает, являя оголенную уродливую фигуру куклы перед ее разрушением.
Итан будто чувствует настроение данной смерти. Улавливает и соединяет в симфонию пожара вокруг:
Огонь был столь жаден в этом мире, что начал пожирать не только дрова, но и зажигалку. Во внезапно накатившем бреду это казалось таким откровением, что Итан улыбнулся, прежде чем начать терять сознание, медленно оседая на землю. Огонь настолько жаден, что даже Бог стал его топливом.
Он не думает, что выбрал это лично. Представлял себя скорее инструментом, нежели волеизъявителем. Будто пламя требовало помочь прервать предсмертные судороги, а он согласился с условием, что не позволит забрать медведю с собой еще и Джо напоследок, окатив их струей воспламеняющегося газа.
Возможно, это новая галлюцинация, но видит человека в противогазе, который молча указывает своей единственной рукой прямо на портал. Несправедливо будет умереть перед ним, а потому Итан стирает запястьем кровь, текущую из носа, и слабо хватается за спутницу, без слов прося ту помочь встать.
Если за спасительным свечением их ждут километры безлюдного поля, то будет весьма неприятно.